Пирамида не-творчества. Вневременн'aя родословная таланта. Том 2

• Во все время своего заграничного путешествия (Франция, 1843–1844 гг.) Сергей Соловьев (1820–1879) – российский историк, автор монументальной «Истории России с древнейших времен», 1851–1879 гг. – Е.М. – не прекращал переписки со своим учителем Михаилом Погодиным (1800–1875). Веря в расположение московского профессора, он сообщал ему о ходе своих занятий и даже обращался к нему за советом… ему хотелось поскорее выдержать экзамен на магистра и получить кафедру. Поэтому он написал Погодину с просьбою сообщить, что происходит в Московском университете и на что он может рассчитывать. Ответ не заставил себя ждать, но отличался двусмысленностью. Погодин горячо благодарил Соловьева за оказанное ему доверие, к чему он очевидно не привык, сообщал, что он оставил кафедру; что, с одной стороны, Соловьеву нужно было бы возвратиться в Россию для занятия русской историей, но, с другой стороны, пожить подольше за границей было бы ему также очень полезно… Письмо это удивило Соловьева своей странностью, потому что он в то время еще не понял характер Погодина и не знал, что делалось в Москве. Авторитет Погодина сильно пошатнулся в 40-х годах, попечитель не благоволил к нему, и, следуя своему грубому и неуживчивому характеру, он находился во вражде с молодыми профессорами, так называемыми западниками… В преемники по кафедре Погодин наметил себе молодых ученых менее талантливых, чем Соловьев, и притом таких, которые не намеревались посвятить себя исключительно русской истории (тема исследований самого Погодина. – Е.М.)… «Попечитель остановился теперь на Соловьеве, кандидате, который должен воротиться из путешествия, – писал Погодин Григорьеву, которого убеждал сделаться его преемником. – Малый он хороший, с душою, но кажется, слишком молод. По возвращении из-за границы Соловьев очутился в довольно неловком положении… Он сидел у себя дома, стараясь как можно лучше подготовиться к магистерскому экзамену и написать поскорее диссертацию… а в университетских кружках зародилось ни на чем не основанное подозрение, будто Соловьев находится в сговоре с Погодиным, и последний намерен вернуться на кафедру. Между тем отношения между Погодиным и Соловьевым совсем не были настолько близки и едва ли их можно было назвать дружественными. Погодин не скрывал, что сожалеет о своей отставке, но о своих планах он ничего не сообщал. Одна выходка даже сразу отшатнула ученика от учителя, в расположение которого ему все еще хотелось верить. «Что же вы пишите диссертацию, – обратился Погодин к Соловьеву, – а со мной никогда о ней не говорите, не посоветуетесь?» – «Я не нахожу приличным советоваться, – ответил Соловьев, – потому что, хорошо ли, дурно ли напишу я диссертацию, она будет моя, а стану советоваться с вами и следовать вашим советам, то она не будет вполне моя». «Что же за беда, – возразил Погодин, – мы так и скажем, что диссертация написана под моим руководством». Следствием всех этих обстоятельств… было то, что Соловьев выдержал экзамен гораздо хуже, чем этого можно было ожидать, судя по его способностям и громадному трудолюбию. Экзамены начались со всеобщей истории в январе 1845 года… Второй экзамен по русской истории был менее удачен. За неимением специалиста в университете, пригласили Погодина. Он задал экзаменующемуся удивительный вопрос: изложить историю отношений России с Польшей с древнейших до последних времен. На такой вопрос ни сам Погодин, никто другой не мог бы ответить удовлетворительно по той простой причине, что в то время как история Польши, так и новая русская история после вступления на престол Михаила Федоровича оставались совершенно неразработанными. Чтобы выдержать подобный экзамен, нужно было много лет просидеть в архивах и изучить нигде не напечатанные документы, что впоследствии и сделал Соловьев, но в 1845 году не было книг, по которым можно было бы уяснить себе отношения России с Польшей за целых 900 лет… Понятно, что присутствовавшие профессора остались недовольны и заявили, что ответ – гимназический, а не такой, как требуется от магистра, и что из такого ответа не видно, может ли экзаменующийся занять профессорскую кафедру… Позднее Погодин проговорился: он ничего не имел против Соловьева, если бы тот согласился стать его прислужником, но признать его способным к профессорскому званию он не хотел: ему желательно было, чтобы кафедра русской истории пустовала и чтобы его упросили вновь занять ее…» (из очерка П.Безобразова «С.Соловьев, его жизнь и научно-литературная деятельность», Россия, 1894 г.);