Пирамида, т.1

Озарившая кабину внезапная вспышка заставила режиссера обернуться в сторону водителя. Никогда прежде не видел Юлию с сигареткой: волновалась. Пока не погасла зажигалка, он прочел глубокую, вразрез ее очарованьям складку озабоченности у переносья. Начальный дымок она выдохнула с кашлем отвращенья с непривычки ценить сладость первой затяжки. Потом, все еще с перламутровой зажигалкой в руке, отрешенным взором глядела поверх зеленого сиявшего щитка куда-то в глубь чапыжного леса в ночь за смотровым стеклом, словно колеблясь – впускать ли постороннее лицо в интимную тайну дымковской дружбы. Из недавнего опыта освоения собственной жестяной таратайки в точности знал он, что высшая сытость обладания подобным дивом современной техники должна состоять в непрестанной пробе таящихся в ней комплексных удобств. Неслышным прикосновеньем следователя, знакомящегося с делом клиентки, Сорокин взял золотую вещицу из вяло разжавшихся пальцев на мощном штурвале машины, и это непротивленье чужой воле подсказало артисту, что женщина и впрямь нуждается в его участии и совете, но, возможно, и активной помощи. То была прелестная и, видимо, по особым руслам полученная игрушка для миллионеров, во всяком случае, хоть и не курил, Сорокин-то слышал бы о еще не поступавших в продажу зажигалках с трехцветным, по желанию, пламенем.

– Очень милая штучка и тоже веха на трагическом излете находящейся цивилизации... – сказал режиссер, любуясь безделушкой в своей ладони, после чего произошел знаменательно странный разговор накоротке и без уточнений. – Тоже подарок от него?

– Скорее мой подарок ему от заграничных друзей.

– Казалось бы такой всесторонний господин, – вполголоса подивился Сорокин. – Значит, сам это не может?

– Может все, но не смеет, – последовал столь же непонятный ответ. – Здесь живет огонь, он его боится...

– ... сгореть боится?

– Нет, обидеть. Я же сказала вам, что он ангел.

Постепенно гадкая желудочная муть, доставляемая непривычным своеобразием приключенья, уступала место приятнейшему ощущению нисколько не поврежденной, на фоне волшебных переживаний, телесности своей. Оказалось, если не считать загадочно преодоленной гравитации, техническая новинка Юлии заключалась всего лишь в совмещении автопилота с радаром, что позволяло водителю вести машину, не касаясь руля, с закрытыми глазами предаваясь созерцанию высших, уже не доступных смертному забот. К слову, в придачу к прочим способностям режиссер обладал завидным даром быстро осваиваться в самых затруднительных обстоятельствах. Внезапно даже приоткрылось ему защитное свойство чудес прятаться в заурядную оболочку, чем и объясняется сравнительная редкость их обнаружения. Так, например, помимо испарины на запотевшем изнутри ветровом стекле и камуфляжного перемигиванья зеленых глазков на панели управления, тотчас под нею всю дорогу успокоительно урчал не обязательный в данном случае мотор.

Кстати, погода чуть разветрилась, посуровела окрестность внизу, и молоденький свежеотточенный серпик луны объявился в издырявленных облаках. Нетрудно было сообразить, что на ни разу не снижавшейся скорости машине давно полагалось быть по крайней мере над Гибралтаром, – вместо того сплошная, с просветленными полянками и озерками кое-где, угрюмая лесная щетка стлалась внизу. Несколько попривыкший к чуду, Сорокин иносказательно, чтобы не ронять себя больше в глазах дамы, высказал свое недоуменье, но оказалось, что с самого начала они перемещались в противоположном направлении, – по всем расчетам под ними было глухое Зауралье, выбор его вскоре объяснился сам собою.

Его прервал железный скрежет под ногами, одновременный с тошнотцой слишком крутого сниженья. Что-то упруго и жестко, может быть, гнилушка пня проскреблась в подбрюшье машины, после встряски заметно сбавившей ход.

– Сидите, не волнуйтесь, – прикосновеньем успокоила его Юлия. – Мы почти приехали, и все те же вековые ели кругом. Она сама остановится, где надо. И пусть вас не смущает до времени эта убогая внешняя нищета, и не делайте преждевременных выводов.

Так началась новая эра его отношений с Юлией.