Пирамида

— А, шашлык, — без особого энтузиазма сказала Ася.

— Тебе не хочется?

— Нет, почему… Уже пора идти?

— Да.

— Сейчас встаю. Дай мне халат.

Я дал ей халат и смотрел, как она надевает его, сидя в постели.

— Что ты так смотришь? — улыбнулась Ася. — Все удивляешься, почему я так много спала? Очень уж я устала вчера…

— Если бы только вчера.

— Ничего, скоро отпуск.

— До отпуска еще два месяца… Слушай, а ведь на Первое мая у нас четыре свободных дня выпадает… Давай слетаем на юг?

— Давай. А вы уже все закончили? — спросила Ася и вдруг покраснела. Я понял почему — она до сих пор не спросила, как наша работа, хотя я и говорил ей, что мы должны вот-вот закончить.

Шашлык удался на славу. День был довольно прохладный, но ясный. Ася оживилась, иногда чему-то беспричинно улыбалась. И Светлана, с утра глядевшая пасмурно, вскоре развеселилась. Ольф был какой-то умиротворенный и с такой нежностью смотрел на Игорька и Светлану, что я не удержался от шутки:

— С вас хоть икону пиши, прямо святое семейство.

Ольф только хмыкнул, а когда Светлана и Ася куда-то ушли, он, вспомнив мои слова, серьезно сказал:

— Святое не святое, но семейство у меня… это, брат, такая штука, без чего я своей жизни просто не представляю. — И, глядя на Игорька, добавил:

— Иногда и самому не верится, что вот — сын мой, какое-то восьмое чудо света, возникшее из небытия. Никогда не думал, что быть отцом так приятно.

— Ты только при Асе об этом не говори, — невесело сказал я.

Ольф посмотрел на меня и смешался:

— Ну да, конечно…

Вечером Ася виновато сказала мне:

— Знаешь, мне придется просмотреть несколько курсовых работ.

— Сейчас?

— Боюсь, что завтра все не успею.

— Ну, работай, а я пока журналы посмотрю.

Мне совсем не хотелось смотреть эти журналы, я по горло был сыт работой, но надо же было чем-то заняться, пока Ася будет читать курсовые. Сколько же этих «несколько»? И долго ли она будет заниматься ими?

Ася забралась с ногами на диван и углубилась в работу, а я иногда поверх журнала смотрел на ее сосредоточенное лицо. Ася то ли не замечала моих взглядов, то ли не придавала им значения. Потом вдруг внимательно посмотрела на меня, аккуратно завязала папку и сказала, опуская глаза:

— Спать хочется… Будем ложиться?

— Давай будем ложиться.

Ася постелила и ушла на кухню. Я разделся, лег и смотрел на светлое вечернее небо за окном, — вероятно, было полнолуние. Наконец пришла Ася, плотно задернула шторы и только потом начала раздеваться. Это вошло у нее в привычку с первых дней нашей женитьбы, Но если раньше ее стыдливость порой даже умиляла меня, то теперь все чаще вызывала раздражение. И сейчас, прислушиваясь к ее осторожным невидимым движениям, я подумал, что за четыре года замужества можно было бы и расстаться с подобными привычками, уместными разве что для двадцатилетних молодоженов.

47

В понедельник мы вместе уехали в Москву, а в среду вечером вылетели в Симферополь. Как только самолет поднялся, Ася заснула. Я разбудил ее, когда мы уже приземлились. Ася отсутствующим взглядам посмотрела на меня и, когда я сказал, что уже Симферополь, молча кивнула. Мы вышли в пахучую черную густоту южной ночи, неживой белый свет фонарей и запах самолетов только подчеркивали непривычность этой густо пахнущей темноты, — и я подумал, что четыре крымских дня, так неожиданно выпавшие нам, должны быть очень хорошими.

Но они не были слишком хорошими. В Ялте нам везло с гостиницей, с погодой, с одиночеством — отдыхающих было еще немного, и нам всегда удавалось найти уединенное место, но все-таки чего-то не хватало. Может быть, того бездумного спокойствия и отрешенности, без чего вряд ли можно чувствовать себя счастливым. А может быть, мы слишком многого ждали от этих дней… (Мы? Или только я?) И все больше тревожило меня состояние Аси. Только здесь, в Ялте, я по-настоящему понял, как она устала. Она целыми часами неподвижно лежала на камнях и, если я не спрашивал ее о чем-нибудь, могла подолгу молчать, отгородившись от всего большими черными овалами очков, и, казалось, совсем не думала о том, что рядом с ней кто-то есть. Ася очень любила плавать и плавала хорошо, гораздо лучше меня, но сейчас она словно по обязанности влезала в воду, проплывала два-три десятка метров и выбиралась на берег. И вечером ей никуда не хотелось идти, и мы рано ложились спать. На второй день я сказал ей:

— Ася, так нельзя.

— Как «так»? — с заметным беспокойством спросила она.

— Вот так… Ты очень устаешь. Нельзя столько работать.

— А, вон ты о чем, — сказала она таким тоном, что я невольно спросил:

— А о чем же еще? По-моему, это сейчас главное. У тебя же самая настоящая астения. Хотел бы я знать, чем думает твое начальство, взваливая на одного человека столько работы.

— Никто на меня не взваливает. Просто не очень-то много людей, прошедших такую подготовку, и естественно, что они предлагают мне такую работу, которую я могу сделать лучше, чем другие. А я не считаю возможным отказываться…

— Даже если этой работы хватило бы на троих?