— Таша была права: умирает не тот человек, чье мертвое тело остается в земле, а тот, кто остается живым рядом с этим телом. Я чувствую… нет — я знаю: моя прежняя жизнь умерла, мне больше нечего делать здесь, — водка все-таки стала оказывать свое действие и Славку прорвало на чувства.
— Ты же уже старый хрыч, а не тинэйджер, чтобы так раскисать! А знаешь, кстати, что она сказала мне на прощанье? — спросил я его прямо.
— Что? — Слава готов был на что угодно, лишь бы услышать хоть еще одну весточку от своей ненаглядной.
— Она сказала, что если ты хочешь ее увидеть хоть когда-нибудь еще, тебе нельзя ничего делать со своей жизнью. Короче, самоубийство не является путем туда. Как бы этого тебе ни хотелось. И потом, мы и так до нее доберемся. Представь, что она уехала в длительную командировку, и ты в недалёком будущем сможешь ее встретить. Чего тут так расстраиваться? — я надеялся, что мои хилые психологические потуги остановят Славу хотя бы от самых ужасных действий.
Последующие два дня прошли в грустных хлопотах и вечерних пьянках. Слава все-таки уговорил взять его на прощание, что, с одной стороны, не позволило мне самому там раскиснуть, но с другой — прибавило хлопот, в связи с постоянным приведением Славки в чувство из ступора, в который он все время норовил впасть. Особенно тяжко было на последнем прощании. Я все время твердил Славке в ухо:
— Ее здесь нет! Это только ее оболочка. Она ждет тебя там, и мы пойдем туда завтра вместе!
Там же, отойдя в сторону и взяв меня за рукав куртки, Ташина мама спросила, с надеждой глядя мне в глаза:
— Это правда, про то, что Вы сказали по телефону?
— Да, — ответил я тихо. — Я сам был этому свидетелем. К сожалению, я не могу ничем подтвердить это и даже рассказать, как это произошло. Но ведь Вы понимаете: зачем мне придумывать небылицы?
Она хотела еще расспросить меня, но ей нужно было общаться с другими людьми. Поэтому она с сожалением отошла, только успев оветить:
— Я верю Вам. Спасибо. Я не знаю, как бы перенесла это все, если бы не Ваша весточка от Наташи.
Я же вздохнул с облегчением. Несмотря на правду, все мои слова выглядели каким-то бредом. Ташина мама поверила только потому, что хотела верить в это. Запоздало я подумал, что надо было попросить у Таши рассказать о каком-нибудь случае из детства, о котором они знали только с мамой, и теперь у меня было бы хоть какое-нибудь доказательство. Но тогда, в подпространстве, было не до таких рассказов. Хотя, кто знает, может у нас будет еще в будущем возможность принести благую весть родителям Таши.
Мы не стали оставаться на поминки. Напиваться в гостях не очень хороший тон. Ташины родители понимали состояние Славы и только кивали, когда я извинялся за то, что мы не придем.
Неожиданно помогло Славе справиться с шоком событие, никак не связанное с делами, разворачивающимися вокруг нас. У меня с весны валялось пара билетов на концерт Блэк Саббат, каким-то чудом заезжающим в нашу густонаселенную глухомань в ходе своего европейского турне. Для себя я считал просто невозможным, пропустить концерт этих монстров, легенд, динозавров и так далее… тяжелого рока, и обзавелся двумя недешевыми билетами, как только узнал о намечавшемся концерте. Сейчас билеты, несмотря на немалую цену, оказались почти забытыми. Концерт должен был состояться на следующий день после траурных событий.
Утром, делая опостылевшую уборку, я наткнулся на них и сообразил, что это может быть шанс, подаренный судьбой, чтобы встряхнуть и прочистить мозги Славке, а заодно и мне. По своему опыту я знал — эта музыка способна вытрясти душу из тела. Сообщив другу новость о билетах, я сказал, что беру его сегодня на концерт и не принимаю никаких отговорок, заодно объяснив, чтобы он рассматривал это как психотерапию и пообещал ему выход в подпространство на следующий день. Эти три дня я оттягивал «выход» со Славой, так как попросту боялся, что он не захочет оттуда возвращаться, а сработает ли насильственное возвращение, я тоже не был уверен. Прятать от него генератор мне уже не позволяла совесть. Поэтому, я возложил все надежды на вправление мозгов, которое должно было произойти на этом концерте. И что-то подсказывало мне — Таша не будет на меня в обиде за нарушение этого патологического траура.