Читаем ПИРАМИДЫ АСТРАЛА полностью

- А где ваше "Алё" многоуважаемый, или я смею разговаривать с автоответчиком?

- Ах ты паршивец! Не смей отождествлять меня с какой то машиной! - заорал Федька - Как твои нейроны поживают - синапсы еще не заклеились?

- Спасибо, ничего себе, просили приветы передавать! А как ваши полевые работы!

- Ага, так ваши нейроны уже с приветами? Ну а мои поля всегда со мной, в отличие от ваших, биологических. И бегать мне за ними из лаборатории никуда не надо!

- Ну, уел! - сдался я. Переострить Федьку действительно трудно и такая пикировка могла длиться сколько угодно. Поэтому я перешел к более содержательной беседе. - Как насчет обеда? Если не занят, давай, через пятнадцать минут в главной харчевне.

- Может для девушек я и занят, но для друзей являюсь по первому зову, как неотложка! Короче, с приездом! Хороший праздник, как известно, начинается с обжорства!

- И кончается под столом! Все, встречаемся внизу! Пока, лаборатория Полевой Физики! - не удержался я от последней шпильки и бросил трубку, пока оттуда не раздалось что-нибудь покруче.

На радостях я выскочил в коридор и козлом, в припрыжку прогрохотал по лестнице вниз. Ещё на дальних подходах к столовке в нос ударил едкий запах то ли прошлогодней квашеной капусты, то ли вареной маринованной свеклы. Это было что-то! Я даже притормозил, ностальгически прикрыв глаза и прислушиваясь к отдаленному эху сгружаемых в лотки алюминиевых вилок-ложек, глухому звону мутных граненых стаканов и грохоту двигаемых по керамической плитке железных стульев. Как, оказывается, давно я не прикасался всей душой к этой милой совковой действительности! Тут сзади кто-то подхватил меня под руку, и я услышал в ухе все тот же веселый бас.

- У Вас случайно не обморок от отравления запахом? Может нам лучше прогуляться до МехФизовской столовки?

- Федька, ты ничего не понимаешь! Я просто балдею! Четыре месяца без родной среды обитания! Я истосковался! Где ты во всем мире еще найдешь этот, уходящий в небытие, дух подлинного равенства трудового народа, когда в одной столовке, совершенно одинаково, могли отравиться великий академик и распоследний студент-двоечник!

- Ну и пафос попер! Ты чёго-то совсем там, за границами, сбрендил.

- Нет, Федька! Эти кривые вилки, этот прокисший рассольник и компот из чего-то бурого и склизкого! Эта столовка уже последняя, даже у нас, в академии, у которой вечно нет денег на переоборудование. Все маленькие институтские столовки уже такие же причесанные, как на западе. Эту столовку надо объявить заповедником и достоянием всего трудового народа! Слушай, если я сейчас не увижу толстых теток в замусоленных халатах с поварешками, хмуро молчащих на своих постах на раздаче, как караул у мавзолея, у меня случиться истерика! - просипел я, хватаясь за сердце.

- Эк тебя бедненького проняло! - ржал Федька.- Тебе б в театре Хамлета играть!

- Да-да, ты прав! - я прикрыл глаза, схватился за лоб и, отведя руку вперед вальяжным жестом, продекламировал: "Тупи аль не тупи!" Что в переводе для далеких от искусства чайников: "Время ср…ть, а мы не ели!"

- Не ори ты так! Здесь тебе не сортир! Слушай, сейчас, или ты сдохнешь от анафилактического шока вызванного запахом совкового супа, или я сдохну от голода и смехоспазматических корчей!

- Оставь меня старушка, я в печали… - меня продолжало нести в творческом порыве.

- Кот, стоп! Хватит! Нас ждет прокисшая капуста! - в ответ продекламировал Федька и потащил меня в столовку. (Кот - это мое прозвище, как нетрудно догадаться - от моей разнесчастной фамилии Котов.)

- Сам Карас-Барабас! Эх! Нет в мире пониманья…- согласился я и потащился за Федькой.

Уже за столиком, пройдя милый моему сердцу строй Рембрантовских дам, обслуживающих нас своими безразмерными поварёшками и, выбрав, все-таки, что-то съедобное, мы предались чревоугодию и спокойной беседе.

- Ой, спасибо! Жень, давно так не смеялся. Прокисаем мы что-то, сидя на месте.

- Да на здоровье - у тебя учусь. А если серьезно, как тут дела? Есть ли что новенького?

- Да какое может быть новенькое в нашей дыре?!

- Ну, все-таки, не такой уж у нас и маленький город.

- Вот и я о том, что у нас не дыра, а дырища! Вот такая! - Федька выпучил глаза и развел руками в стороны, видимо, изображая гордость за размеры нашей дырищи. - Понимаешь, провинция не зависит от размера. Провинция - это здесь! - Федька постучал по груди. - И здесь! - и постучал себя по лбу. - Это болото в душе и разжижение в мозгах!

- Хорошо, а если серьезно?

- Да что о нас, ты лучше о себе расскажи - с Запада приехал, и не поделишься впечатлениями? - как будто замявшись, сказал Федька.

- Ну, об этом отдельный разговор. Может, вечерком соберёмся своей компанией, сразу все всем и расскажу. Заодно и мнениями обменяемся. Будет, как настоящее заседание клуба! - предложил я. Мы давно так собирались, нашей компанией, обязательными участниками которой были мы: физик, медик и биолог. Остальные участники этого клуба постоянно менялись, в зависимости от того, кого мы приглашали. Все происходило как-то спонтанно, но в шутку, мы прозвали эти посиделки клубом разгильдяев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное