Пирамиды роста

Машина Свена помчалась по Мосфильмовской мимо посольств и затормозила у тёмно-коричневого кирпичного здания с тремя золотыми коронами. Здание выглядело снаружи тяжёлым и мрачным, но внутри оказалось по-домашнему, и мероприятие напоминало уютный детский праздник. Взрослые ходили с рюмками и тарелками, а малышня носилась у них под ногами.

Помещение было необычное: зал расходился рукавами в отдельные гостиные, где можно посидеть в креслах и поболтать. Но все спешили на солнышко в сад, где тоже стояли накрытые столы. Валя с Викой боялись чопорности и протокольности, а здесь все делали, что хотели.

Новый посол выглядел немного строгим, но его жена в национальном шведском костюме шутила и вовсю хохотала. Свен знакомил Валю с гостями, болтал с ними по-шведски пять минут и отходил к следующим.

– Как блохи скачут, – заметила Валя, – три фразы, и побежал.

– В кино так всегда на крутых приёмах, – пояснила Вика. – Если тормоз на ком виснет, уже, считай, имбецил.

Она чувствовала себя как рыба в воде и болтала с русскоговорящими с тонкой улыбкой великосветской особы.

– А если поговорить нормально? – спросила Валя.

– Ну, ты, блин, Маугли! Надо побазарить, суёшь ему визитку. Пора визитки печатать – чашу со змеюкой золотом и белыми буквами «Целительница Валентина». А? – придумала Вика. – А мне – «Виктория Сизова – ассистентка фокусницы»!

Подошёл Свен:

– В это праздник есть самая светлая ночь в году. Раньше имели зажигать большой огонь, в лесу был Наскен – молодой колдун из вода. Он играл на скрипка, бросал люди в река! В Мидсомар всегда гадать, кто есть жених. Взять семь цветы, и в сон придёт жених! Пора поехать для ужин.

– Выгоняют? – уточнила Валя.

– Это есть приём. Приём нельзя делать долго.

– Зачем ты нас сюда привёл? – спросила Валя.

– У меня нет семья в Москва, – развёл он руками, словно говорил «у меня нет книги, кассеты, сумки». – Я буду водить Валья в посольство.

Шведы в посольстве показались Вале приятными, сдержанными и очень вежливыми. Но после поездки с Виктором она почувствовала себя настолько вырвавшейся из лап одиночества, что даже Вика была теперь ей нужна не как объект милосердия, а как маленькая подружка. Внимание Свена тем более казалось общественной нагрузкой, и было неприятно презентоваться в качестве «его семьи».

– Свен, ты же не хочешь, чтоб я жила с тобой и любила Виктора?

– Станешь моя семья, сделаешь любовь ко мне, – уверенно ответил он. – Я имею быть лучше русского.

– Чем?

– Я швед, – объяснил он. – Ельцин сделал война в Чечне. Русские никогда не выиграть война с Кавказ. Чечня взять независимость, русские бежать в эмиграция. Русские уже покупать недвижимость на Запад.

– Это ворьё покупает на Западе недвижимость, чтоб спрятать деньги. А боевиков финансируют арабы, но это им всё равно не поможет, – возмутилась в ответ Валя.

– Горяев есть политик, он так положил в твоя голова. В Чечня стрелять в дети, женщин, бабушка.

– Свен, а твои газеты не пишут, сколько русских уничтожено в Чечне с 1991 года? Или ты таких газет не читаешь?

– Чё ты споришь? – встряла Вика. – У него ж западоцентричная черепушка.

Однако Юлия Измайловна излагала по телефону почти как Свен:

– Это геноцид чеченского народа. Если Горяев не выступит против, на него автоматически ляжет ответственность!

А тут ещё в кабинет, как обычно, без записи и простыни, вломилась Катя и, лёжа на кушетке, пожаловалась:

– Наняли кино о Солонике делать, придётся бандитов интервьюировать.

– Это который из «Матросской тишины» сбежал?

– Ага. Суперкиллер.

– Кать, зачем делать фильм об убийце?

– Каналу – рейтинги, народу – щекотка.

– Кому-то интересно про убийцу?

– Да им давно ничего другого не интересно, как волкам, попробовавшим крови, – заметила Катя. – Кстати, Рудольф от тебя в отпаде после передачи про роды.

– Кто такой Рудольф?

– Не кто такой, а кто такая. Рудольф – это конь с крыльями и с яйцами. Канал делает всё, что захочет её левая нога.

– Зачем мне её левая нога?

– Глянуться Рудольф – это как четыре козырных туза разом. И тебя, и девку твою к телику пристрою!

По поводу Вики звучало заманчиво, но Валя усомнилась и поменяла тему:

– Лучше объясни про войну в Чечне.

– Чё объяснять? У меня от Чечни уже уши опухли. Они там младенцам дарят калаши. А если в первом акте на стене висит ружьё, что оно делает в последнем акте?

– Не знаю, – растерялась Валя.

– Чехова в школе не проходила?

– Про ружьё не проходила, – покраснела Валя.

– Завидую иногда тебе, блаженной… – задумчиво сказала Катя, а потом голос её окаменел. – Но всё равно выведу тебя в люди!

И Вале стало ужасно смешно, куда и кого может вывести в люди эта несчастная, насквозь больная, умотанная Катя, которой бы хоть себя куда вывести.

Когда Валя с Викой вернулись домой, соседка смотрела вместе с матерью в большой комнате долгожданный концерт Пугачёвой. Валя недолюбливала эту соседку, похожую на вынюхивающую крысу. Та вытягивала из хвастливой матери подробности жизни семьи и разносила по всему двору.