Мена, одетая во все черное, волосы убраны под черную кружевную шаль, держала под руку мужа. Она велела всем подождать, прежде чем провожать Кристиана в последний путь на кладбище Поджореале, и попросила Николаса собрать банду в ризнице.
– Синьор священник простит нас, если мы на пару минут займем его место, – сказала она, не позволяя священнику следовать за ней и всей бандой в полном составе, включая Дохлую Рыбу и Бриато, которые передвигались – один на костылях, другой с ортопедической палкой.
Когда они собрались в полутемной ризнице, Мена немного помолчала, потом откинула черную вуаль и, открыв лицо, посмотрела на каждого:
– Я хочу мести. – И повторила: – Я хочу мести. – А потом продолжила: – Вы можете это сделать. Вы – лучшие. – Перевела дыхание: – Может, вы могли бы сделать так, чтобы он остался жить, мой младший сын, но судьба есть судьба, а времена меняются. Настало время бури. Я хочу, чтобы вы были бурей в этом городе.
Все закивали. Кроме Николаса. Он взял мать под руку и сказал:
– Пора идти.
У дверей ризницы отец схватил Николаса за рубашку, он поднял бы его, если б смог, впился ничего не видящими глазами в его глаза и принялся повторять сначала шепотом, а затем громко:
– Это ты его убил. Ты убил. Ты убил. Ты – убийца. Это ты его убил.
Мена освободила сына от этой хватки и обняла мужа.
– Погоди, не сейчас. У нас есть время, – сказала она, ласково погладив его.
Все шли к выходу из церкви через триумф белых цветов. На улице уже ждал катафалк. Пернатый, одетый в черное, подошел к Николасу. Мягко обнял его, странно даже, что он способен на такую деликатность:
– Нико, соболезнования. От меня и еще сам знаешь от кого.
Николас молча кивнул, он смотрел только на белый гроб. Попытался пройти вперед, к матери, но Пернатый взял его за плечо.
– Видели? – спросил он. Про вас говорят. – И протянул газету. На передовице было все вместе – смерть Кристиана, смерть Рогипнола и буря, разыгравшаяся в Старом городе. Говорилось, что причиной стала новая паранца.
Гроб был уже в катафалке, и Николас перевел взгляд на газету, протянутую ему Пернатым.
– Парни, – сказал он своим, которые шли рядом, – нас окрестили. Теперь мы – пираньи Неаполя.
Неожиданно хлынул проливной дождь. Дорога почернела от зонтов, словно и Форчелла, и Трибунали ждали этого ливня, как освобождения. Катафалк медленно ехал в море зонтов. И только пираньи мокли под дождем.
Смерть и вода – всегда обещание. Они были готовы пройти через Красное море.
От автора
Одной из задач этого романа было использование диалекта. Идея возникла спонтанно, однако понадобилась кропотливая работа, эксперименты, прослушивание. Я не хотел прибегать к “классическому” неаполитанскому диалекту, на котором до сих пор пишут многие поэты и писатели. Но в то же время я стремился к тому, чтобы оттенок этой “классики” был заметен в тексте. Я обратился за помощью к Николе де Блази (преподавателю истории итальянского языка в Университете Федерико II, Неаполь) и Джованни Туркетте (преподавателю современной итальянской литературы в Миланском университете), им обоим выражаю искреннюю благодарность. Я почувствовал податливость, гибкость языка, почувствовал, что могу то здесь, то там использовать силу живой разговорной речи, реконструируя ее в речи письменной. Кое-где эта преднамеренная манипуляция отходит от правил, потому что я как автор создавал, отбирал, преображал звуковую реальность на письме, создавая образы героев с помощью “исковерканного” в моем воображении диалекта.