Пиранья

– И что? Я же не могу отпустить вас одну добираться поздним вечером, правда?

– Это не очень вяжется с вашей теорией о пончиках, – улыбнулась Лена, усаживаясь в салон машины.

– А я и не делаю ничего из чувства долга, – захлопывая дверку, сказал Горский. – Мне хочется вас проводить, почему я должен отказывать себе в этом желании, тем более что и вы вроде как не настроены на категорический отказ.

– Верно. Не очень люблю возвращаться одна, – призналась Крошина со вздохом.

– Тогда говорите адрес, и поедем.

Воронкова сдержала любопытство и не стала задавать возникшей на пороге в половине первого ночи Лене никаких вопросов.

Крошина, с трудом сдерживая улыбку, юркнула в ванную, а потом так же споро пробралась в постель, делая вид, что собирается сразу уснуть и не обращает внимания на то, что над диваном горит бра, а Юлька, кутаясь в одеяло, притворяется, что поглощена сценарием.

Укутавшись с головой, Лена прокручивала в голове весь сегодняшний вечер и чувствовала, как внутри разливается тепло. Такое она испытывала только с Никитой, особенно в первые месяцы их романа, когда Лена была так счастлива, что боялась сказать лишнее слово, чтобы не спугнуть это чувство. Потом оказалось, что ей уже никогда больше не придется испытать подобное, потому что Никита ее бросил – однажды, потом еще… а никто другой не сможет дать ей такие эмоции, только Кольцов. И вот совершенно неожиданно появился этот высокий человек с хмурым взглядом и лохматыми бровями, и вот уже ее сердце бьется как-то совсем иначе, чем с утра.

«О чем я думаю вообще? Этот человек может упрятать Андрея за решетку – Андрея, моего лучшего друга, а я… Я лежу тут и перебираю каждую минуту нашего свидания…»

Мысли ее перекинулись на объединенные утром по приказу Шмелева дела.

Лицо Егорова, когда после обеда он принес ей папку, выражало нечто такое, о чего Лене стало не по себе.

Шлепнув папку на стол перед ней, Егоров скривился:

– Сказать не могла?

– Что сказать?

– Что хочешь забрать дело. Я бы не сильно возражал, кстати. А теперь выходит, что я безмозглый лох, который не смог раскрыть квартирные кражи, зато ты гениальная сыщица и разберешься во всем!

– Рома…

– Да ладно, Крошина, не парься! – Он махнул рукой и пошел к двери. – В конце концов, теперь эти кражи и Паровозников – твоя головная боль. Потом расскажи, каково это – коллегу посадить.

Лена вспыхнула, но ответить ничего не успела, Егоров вышел и даже дверь за собой не закрыл.

Лена закрыла лицо руками и тихо всхлипнула.

«Теперь меня начнут обходить стороной. Егоров сейчас такого расскажет – мало не покажется. Надо было ему сказать сразу, пусть бы знал, что дело у него заберут. Вот я дура…»

Сейчас эта ситуация казалась уже не такой ужасной – в конце концов, кто из ее коллег не подвергался и проверкам, и отстранениям? Да и вести до конца дело, где фигурантом ее бывший любовник, ей скорее всего тоже не дадут – его вообще вот-вот отправят в смежную контору. Остальные поговорят и успокоятся, к тому времени уже наверняка найдется новый кандидат на обсуждение, и о ней забудут. Но пока ей придется работать, допрашивать, искать новые зацепки, привязывая все еще и к квартирным налетам.

«И надо теперь ехать и осматривать эти квартиры самой, я не люблю работать по чужим заметкам, мне нужно собственное мнение… Вот же черт… Интересно, я сейчас за что переживаю? За то, что придется мотаться по городу и делать лишнюю работу, или за то, что это значительно сократит мое свободное время? То есть я рассчитываю на то, что Горский может снова пригласить меня на свидание, а у меня не окажется на это времени? Ого… кажется, я снова бегу впереди паровоза… как сказала бы Юлька – у меня спросили, который час, а я уже родила троих детей и завела кота…»

Утром Воронкова тоже молчала, только бросала в сторону Лены выразительные взгляды, призванные пробудить совесть подруги. Но Крошина старательно отводила глаза и, наскоро позавтракав, выбежала из квартиры.

Она ехала в трамвае и думала, что теперь, когда дела объединили и передали ей, работы станет ровно в два раза больше, а сил и средств не прибавилось. Им с Левченко придется крутиться вдвоем, у нее есть еще дела, у него – тоже, но сейчас самое главное – добыть где и как угодно доказательства невиновности Андрея.

«Такое впечатление, что только мы с Сашей и не верим в то, что Андрей мог даже подумать о таком, не то что сделать. Как быстро люди верят в любую чушь, если ее произнесли несколько человек и несколько раз подряд. Так ведь любого можно обвинить и убедить окружающих в его виновности. Нет, я должна что-то сделать, должна его вытащить».

В кабинете Лена разложила на столе свои записи и принялась вносить в них коррективы согласно новой информации, полученной из дела о квартирных нападениях.