Пиранья. Черное солнце

Произнесено это было на довольно приличном русском. Кабинет оказался слишком скромным, к генеральскому столу был приставлен перпендикулярно второй, всего-то рассчитанный на четырех человек — видимо, многолюдные совещания Санчес проводил где-то в другом месте.

Усевшись, Мазур огляделся, как учили, — чтобы и заметить все достойное внимания, и не вертеть при этом головой туда-сюда с видом невоспитанного вахлака[3].

Кубинское знамя в углу, портрет Фиделя над генеральским креслом. Несколько гораздо более интересных увеличенных фотографий в застекленных рамках. Всадник на лошади, на боку деревянная кобура «Хай Пауэра»[4], весьма похожая на маузеровскую, круглый берет, знаменитая бородка — Че Гевара, конечно.

Дарственная надпись в углу. «Т-34» на песчаном пляже, судя по спокойной воде слева, попавшей в кадр, это морской берег — уж не Плайя-Хирон ли? Несколько человек рядом, ага, вот и Санчес среди них, еще с бородой. Знаменитый снимок, когда-то обошедший газеты всего мира — трое совсем молодых бородачей радостно, во весь рот улыбаются, стоя у борта открытого броневика. Фидель, Че и Санчес, повстанцы только что вошли в Гавану…

Сейчас генерал Санчес выглядел донельзя обыденно — крепкий мужик за пятьдесят с красивой проседью на висках, в простой полевой форме без знаков различия и наград. И все равно, Мазур испытывал нешуточный прилив этакой романтической восторженности, с которой ничего не мог поделать. В его далекие пионерские времена этот человек был легендой. Фидель, Че и Санчес. Революционеры, свергшие кровавого диктатора. Барбудос. «Куба, любовь моя, остров зари багровой…» Именно Мазуру (чему многие завидовали) выпало нести портрет Санчеса тогда, на торжественном открытии смены в пионерском лагере. «Слышишь чеканный шаг? Это идут барбудос…» Мазур еще не успел истрепать свой первый пионерский галстук — а этот человек ходил с автоматом по джунглям, воевал с батистовскими карателями, терял боевых друзей, отступал и побеждал, чтобы в конце концов во главе революционных бородачей войти в ликующую Гавану. Легенда…

— Товарищ Жоакиньо вышел с таким видом, словно остался очень недоволен… — произнесла Рамона нейтральным тоном.

Санчес усмехнулся:

— Не то слово, компаньера… Я бы сказал, кипя от злости… — он доверительно улыбнулся Мазуру. — Уж с вами-то, компаньеро Кирилл, можно быть откровенным, я знаю, советские товарищи с этой проблемой тоже сталкивались… Товарищ Жоакиньо, как и некоторые другие руководители, настаивает, чтобы наши войска принимали самое широкое участие в борьбе с местной оппозицией… на что наше руководство никак не может пойти. Позиция Гаваны известна: мы находимся здесь, чтобы при необходимости защитить братскую страну от иностранного вторжения. Со своей внутренней контрреволюцией нашим бангальским друзьям следовало бы более активно справляться самим. Товарищ Ленин не зря говорил: только та революция чего-нибудь да стоит, которая умеет себя защищать. Пример Советского Союза и Кубы это прекрасно доказывает. Увы, не все здесь склонны крепить собственные силы, многим кажется, что сильные старшие братья обязаны постоянно заслонять их широкой спиной… А это идет только во вред революции, вы согласны?

Мазур кивнул, совершенно искренне, поскольку был с этим согласен на все сто.

— Давайте перейдем к конкретным делам? — сказал Санчес. — Капитан Родригес успела ввести вас в курс дела?

— Честно говоря, пока нет, — сказал Мазур. — Я понял только, что предстоит координировать какие-то действия…

— Да, вот именно, — сказал Санчес. — Мы никоим образом не намерены обособляться от советских товарищей и вести какие-то свои игры. Мы с вами — давние, испытанные союзники и должны строить отношения на максимальном доверии. Пусть на Западе страны НАТО шпионят друг за другом и интригуют… У нас совсем другие отношения, не правда ли?

Мазур снова кивнул. Он уже прослужил достаточно долго, чтобы усвоить нехитрую истину: общаясь с генералом (неважно, своим или чужим), следует побольше молчать и кивать и как можно реже разевать рот, и уж тем более не встревать со своими мыслями и идеями… Санчес улыбнулся:

— Как это у вас говорят, компаньеро Кирилл? Сухая ложка рот дерет…

Он открыл высокую дверцу лакированного шкафчика, выставил на стол бутылку рома с незнакомой Мазуру этикеткой, бокалы, блюдца с нарезанными фруктами, конфетами без оберток, копченым мясом. Наполнил рюмки весьма щедро. Пожал плечами:

— Увы, сеньорите Родригес придется довольствоваться кока-колой, по моему глубокому убеждению, молодые девушки пить ром все же не должны, даже если они отлично служат наравне с мужчинами… Ваше здоровье, компаньеро Кирилл!

Судя по легкой гримаске на очаровательном личике помянутой сеньориты, она придерживалась на сей счет совершенно противоположных взглядов — но, конечно же, дисциплинированно промолчала, взяла запотевшую бутылочку.