Он как-то так уставился, дружески и вместе с тем требовательно, что рука Мазура сама собой нырнула во внутренний карман пиджака, появилась оттуда с липовой австралийской ксивой и протянула ее Доббину. Тот перелистнул странички вроде бы небрежно, с видом выполняющего неприятную повинность джентльмена, но его глаза на несколько мгновений из наивных стали прямо-таки рентгеновскими, и Мазур уже не сомневался, с кем его свела судьба.
– Ясно, – сказал Доббин, возвращая паспорт. – Что мы стоим, как на приеме с фуршетом? Садитесь... На гидроплане летели? Он был ваш?
– Ага, – сказал Мазур.
– Любите летать?
– А что тут плохого?
– Да ровным счетом ничего, конечно... Вас, говорят, обидел кто-то? Обстреляли?
– Ну да, – сказал Мазур. – Шарахнули очередью, мерзавцы. Ноги бы повыдергать и бумеранги вставить...
Он не чувствовал себя в безвыходном положении: самолетик со всеми уликами покоился на дне, откуда его никто не возьмется доставать, предъявить ему, собственно, нечего. Особист иначе попросту не может, все равно, наш он, или ихний...
– Что это был за корабль?
– «Корабль» – слишком громко сказано, – пожал плечами Мазур. – Скорее уж маленькая яхта или большой прогулочный катер.
– И назывался он...
– Вот названия я решительно не рассмотрел, – сказал Мазур. – Было какое-то на борту, да, я помню... Но я спустился пониже, чтобы посмотреть на девочек на палубе, а потом, когда в меня оттуда шарахнули очередью, думал только об одном – как бы улепетнуть побыстрее. Где уж там смотреть название...
– Понятно. Сколько человек вы видели?
– Послушайте, – сказал Мазур. – Мне только сейчас в голову пришло... Это что, допрос? А с какой стати?
– Боже упаси, скажете тоже! – вытаращился на него Доббин с тем детским простодушием, что прекрасно знакомо было Маузуру по ухваткам Лаврика. – Я не полицейский, а вы не преступник, ничего такого... Вы на военном корабле, мистер Дикинсон, вот ведь какая штука. Бюрократия, ага. В корабельный журнал положено заносить абсолютно все, что на судне случилось. Обязательно нужно будет написать и про вас: мол, такого-то числа в точке с такими-то координатами спасли терпящего бедствие... И далее столь же подробнейшим образом...
– Я, конечно, терпящий бедствие, – сказал Мазур. – Но я тоже моряк, знаете ли, хоть и цивильный. Что-то я не помню, чтобы в корабельный журнал заносили
И, в свою очередь, уставился на собеседника с неприкрытым
Сублейтенант Доббин ничуть не смутился.
– Тут вы правы, – сказал он непринужденно. – Скучновато у нас, понимаете, а тут какое-никакое развлечение, вот я и чешу языком, как деревенская кумушка... Моряк, говорите? И много плавали? Много повидали?
– Изрядно, – сказал Мазур.
В
– А чего ж переквалифицировались? Из моряков – в пилоты?
– Вы уж простите некоторую уклончивость, – сказал Мазур, которого как раз осенила неплохая идея, – но мы с компаньонами ищем клад в этих местах, и я бы не хотел вдаваться в детали…
– Бывает, – не моргнув глазом, кивнул Доббин. – Интересное предприятие, я еще мальчишкой мечтал... Я бы и сейчас не отказался, но ведь служба...
Скорее всего, Мазур в его глазах оставался крайне сомнительным типом. Но он словно бы успокоился, самую чуточку – походило на то, что сделал некие выводы. Кладоискатель, в конце концов, порой очень гармонично сочетается с обстрелянным из автомата самолетом – специфическое ремесло, возможны прихотливые повороты сюжета...
– Значит, направляетесь во Флоренсвилль?
– Если вы не против, – сказал Мазур, ухмыляясь.
– Ну что вы, что вы... Надеюсь, там-то у вас не будет никаких проблем?
– Никаких, – сказал Мазур. – Какие там проблемы... Вот когда однажды мой дедушка взялся выкидывать старые бумеранги – бабушка заставила, мол, полон дом хлама – вот у него были нешуточные проблемы...
Доббин весело посмеялся.
– Интересные у вас, в Австралии, должно быть, обычаи... Вы, быть может, есть хотите?
– Не отказался бы, – сказал Мазур искренне.
– Тогда пойдемте.
– Мне тут сказали, чтобы я не выходил из каюты...
– Глупости. Со мной можно. Должны же мы продемонстрировать флотское гостеприимство...