Пиранья. Озорные призраки

– И там все в порядке, крошка дрыхнет без задних ног, и мордашка умиротворенная, словно ей очередной подарочек от хахаля снится... Пошли?

Они быстренько протерли носовыми платками все, чего касались и могли коснуться, отхлебнули из бутылки по доброму глотку для создания соответствующей атмосферы разгула, подхватили не способного держаться на ногах вертикально президента и преспокойно покинули квартиру. Вышли на ночную улицу – тихую спокойную улочку фешенебельного квартала.

Шагавший впереди Мазур помахивал бутылкой, как дирижерской палочкой и с чувством распевал – вполне прилично, без ненужной дури:

– O why the deuce should I repine,
and be an ill foreboder,
I’m twenty-three, and five feet nine,
I’ll go and be a solger…

[3]

За ним Лаврик, временами все же петляя, почти волоком тащил президента. Аристид в нынешнем своем виде, помятый и благоухающий виски на кабельтов, и в самом деле как две капли воды напоминал пьяного в стельку боцмана из-под какого-нибудь экзотического флага. Картина для острова была насквозь привычная и не вызывавшая никаких подозрений: заезжие гуляки возвращались к себе в отель (или на судно, учитывая облик Аристида).

Благо идти пришлось недалеко, всего-то до угла – а там с похвальной предупредительностью подкатило такси, не какое попало, конечно, а с их верным водителем, так и остававшимся Мазуру неизвестным ни по имени, ни по воинскому званию. Мазур поместился рядом с кубинцем, а Лаврик сел на заднем сиденье, время от времени бесцеремонными тычками возвращая президента в подобие вертикального положения – тот ни в какую не хотел угомониться, еще не освоившись с мыслью, что он более не способен нормально жестикулировать и говорить.

Нарвались они совершенно неожиданно. На ярко освещенной, безлюдной улице, вывернув из-за угла. От обочины наперерез браво кинулся полицейский в шортах цвета хаки и белой рубашке с широкими синими погонами, взмахнул светящимся жезлом. Еще двое стояли у кромки тротуара – и у одного на плече висела британская магазинная винтовочка, разумеется, британская. По здешним меркам такой вот ночной патруль означал примерно то же самое, что в стране покрупнее – неожиданно выведенные на улицу танки.

Водитель дисциплинированно затормозил и притерся к обочине. Лаврик сказал тихонько:

– Если что – гасим, но, я вас прошу, не до смерти...

Полисмен зашел со стороны водительского сиденья и с ходу попросил предъявить документы, вежливо, но твердо. Остальные двое бдительно таращились на машину, правда, винтовочку с плеча ее обладатель так и не снял.

Проверив бумаги и вернув таковые, полицейский наклонился и заглянул в салон. Улыбаясь ему дружески, Мазур отсалютовал полупустой бутылкой и безмятежно допел:

– I gat some gear wi’meikle care,
I held it weel thegither,
But now its gane, and someting mair,
I’ll go and be a sodger…

[4]

Особенно внимания страж порядка не обратил ни на него, ни на Лаврика, но на президента воззрился гораздо внимательнее – зрелище было не в пример более экзотическое, нежели двое подвыпивших и одетых вполне прилично молодых людей.

Президент, все еще не растерявший, надо полагать, надежды на чудесное спасение из лап похитителей, замычал что-то и яростно дернулся. Зрелище получилось столь похабное – то ли пьян товарищ в дупель, то ли специфической травки обкурился – что Мазур ухмыльнулся совершенно искренне.

– Эт-то кто такой? – в некоторой растерянности вопросил полицейский.

– Президент Аристид! – рявкнул Лаврик с широченной пьяной ухмылкой. – Не узнали, сэр?

Полицейский хмыкнул, покрутил головой:

– А ведь похож, что самое смешное... Проезжайте, господа!

И отступил на обочину, потеряв к ним всякий интерес. Машина тронулась под блеяние президента, барахтавшегося на сиденье словно угодивший на сушу осьминог.

– Пронесло, – вздохнул Мазур.

– Тебя тоже? – ухмыльнулся Лаврик, панибратски похлопал Аристида по щеке: – Сиди спокойно, чадо непутевое, кто ж теперь в тебя поверит, в такого... А в общем, старая добрая классика. «Кто едет? – спросили караульные. Мазарини! – с хохотом отвечал д’Артаньян». И пропустили их беспрепятственно, хотя в карете именно Мазарини и сидел...

Аристид забился, свалился на пол, в нелепой позе заклинившись между сиденьями. Не без труда извлекши его оттуда, Лаврик сказал веско:

– Сиди и не барахтайся, сукин кот, ты ж все понимаешь... Никто тебя, прохиндея, убивать не собирается, ты даже по морде не получишь, хотя следовало бы... Можешь не верить, но ты сейчас – в компании ангелов-хранителей, которые за тебя костьми лягут в случае чего... Сиди, говорю, а то как двину!

Президент чуточку унялся. Лаврик перегнулся к Мазуру:

– Мы сейчас проедем мимо твоего дома... Эта паршивка наверняка не спит, сидит, как на иголках... Скажешь ей: пусть завтра к рассвету сидит наготове вместе со своим хмырем, и чтобы он непременно прихватил камеру... Усек?