Пиранья. Первый бросок

Пожалуй, не стоит и дальше изображать бесчувственное тело... Мазур осторожно открыл глаза, приподнялся на руках. Самочувствие лучше, чем следовало ожидать. Видимо, его достала опасность, от которой не гарантирован ни один профессионал в такой вот обстановке, прыжке во мрак: подвернулся то ли камень, то ли пень, о который Мазур и приложился буйной головушкой...

Кто-то подхватил его под мышки, бесцеремонно приподнял и усадил так, что Мазур опирался теперь спиной на деревянный фальшборт. Прямо перед ним простирался океан, отливавший всеми оттенками аквамарина, вдали, у горизонта, светилась тонкая, золотисто-алая полоска – солнце вот-вот должно было взойти, красота неописуемая, но таращиться на нее нет времени.

Тот, кого собеседник называл Джейком, остановился перед ним, сунув руки в карманы парусиновых штанов. Пояс с парангом и коричневой кобурой показался Мазуру что-то уж подозрительно знакомым – ну да, так и есть, пока он валялся без чувств, с него не только пояс сняли, но и карманы брюк вывернули...

Повернул голову вправо-влево. Он сидел на палубе суденышка водоизмещением тонн с триста – палуба, надстройка, мачта с зарифленным парусом... Судно стоит на якоре метрах в ста от берега. Прекрасно видна идущая по откосу дорога, но промоины что-то не разглядеть и «джипа» не видно. Куда это он переместился?

– Английский знаешь? – поинтересовался Джейк.

В его тоне пока что не чувствовалось агрессивности – а вот любопытства хватало. Трудно было определить с маху, к какой он принадлежит нации, но то, что белый и европеец,– несомненно. Тихонечко подкравшийся Гурбачан, которому и любопытно было, и старался держаться подальше от Джейка, очень походил на индийца.

– Знаю,– осторожно сказал Мазур.

Он к тому времени уже рассмотрел, что из широкого кармана Джейка торчит черная рукоятка второго револьвера, побольше размером, чем присвоенный у бесчувственного Мазура. А у Гурбачана на поясе паранг. Вообще-то, паранг в этих местах носит любой рыбак, необходимое орудие производства, так сказать, но вот огнестрельным оружием мирные труженики предпочитают не баловаться. А у них вон там, возле фальшборта, еще и карабин лежит, причем, что интересно, не охотничий какой-нибудь, а «Ли-Энфилд», пятый номер, армейская десятизарядка, которую еще именуют «джунгли-карабин». Оружие серьезное, на два с лишним километра прицельно лупит. Здесь, на островах, где самым крупным животным считается одичавшая свинья или собака, такой ствол может быть припасен исключительно для человека...

Скверно? В любом случае плясать от радости не стоит. Вряд ли это пираты в старом, классическом значении термина, но если они из тех, кто контрабандой вывозит копру, гуано, редкие и дорогие раковины, черепах с объявленных заповедниками атоллов – трудно от них ожидать братской любви и содействия заблудившемуся путнику. Скорее наоборот. Есть профессии, где случайному свидетелю не рады изначально со всеми вытекающими отсюда последствиями...

– Глотку промочишь? – поинтересовался Джейк.

Мазур отрицательно мотнул головой:

– Вот покурить бы...

– Лови,– Джейк ловко бросил ему зажженную сигарету, присел на корточки напротив.– Ты кто такой?

– Бродяга,– сказал Мазур, затягиваясь.

– Это я вижу. Интересный такой бродяга, на котором даже трусов нет, одни портки, к тому же, сдается мне, с чужой задницы... И багаж у тебя с собой не самый скучный: пушка, паранг, в кармане желтяки позвякивают...– он похлопал себя по карману, где, надо полагать, упокоились Мазуровы нежданные заработки.– Веселые у тебя, я чую, приключения, парень... Ты кто такой?

– Странствую вот...– сказал Мазур.

К ним присоединился третий, застегивавший на ходу штаны,– высокий смуглый тип, смахивающий то ли на араба, то ли на пакистанца. И у него на поясе висел паранг, а накладной карман легкой защитной куртки очень уж многозначительно топырился.

– Ну как? – мимолетно поинтересовался Джейк.

– А как и в прошлый раз,– блеснул великолепными зубами смуглый.– Дисциплинируется, сучка... Ожил, а?

– Ожил...– сказал Джейк. Повернулся к Мазуру, нехорошо прищурился: – Вот что, парень. Мы тут не звери, но больше всего на свете я не люблю непонятностей. А ты – одна ходячая непонятность. Мы тебя, конечно, можно сказать, спасли. Из чистого любопытства – пошли посмотреть, кто это так отчаянно сверзился с дороги, мало ли что... Но ломать над тобой голову мне что-то не хочется. Или ты мне преподнесешь свою историю, которой я поверю... более-менее,– поспешил он уточнить.– Или... На море, дружок, всякое случается, люди и за борт, бывает, падают, и ко дну идут утюгом. Иногда потом возникают вопросы у властей, а иногда и нет. Смотрю я на тебя, и жизненный опыт мне шепчет, что особых вопросов не возникнет, другими словами – власти тебя не особенно-то и защищают, очень может быть, наоборот... Может, тебя в полицию сдать?

Мазур дернулся, стараясь, чтобы это выглядело как можно натуральнее. Затравленно огляделся.

– Зашевелился,– усмехнулся смуглый.– Не хочется ему в полицию, такое у меня сложилось впечатление.