Пиранья против воров

Мужик яростно орал, разинув рот так, что это превышало всякие человеческие возможности. Это даже и не совсем человек – некая помесь со зверем, ни один человек не сможет так разинуть хайло, да и зубы какие-то странные: сатир? оборотень? фавн? или кто там еще?

Что интересно, была в этом орущем страхолюде некая загадочная привлекательность. Он странен, но не уродлив, диковинный, но ничуть не омерзительный. Все дело, сдается, в недюжинном мастерстве художника. Он был талантлив, ясно даже такому далекому от изящных искусств человеку, как Мазур. Быть может, те же самые чувства заставили и молодого подполковника сгрести в мешок именно эти картины, а не какой-нибудь массивный портсигар или золотой канделябр...

Послышался негромкий знакомый стук, дверь почти сразу же распахнулась, и зацокали каблучки. Очаровательная и послушная, экологически чистая девочка Ксюша принесла поднос с ужином. Без дополнительных указаний водрузила его на обычное место, встала поодаль, наблюдая за Мазуровыми занятиями с хорошо скрытым презрительным самомнением юности – и грамотно поставленной гримаской красивенькой дурочки. Хотя не проста была девочка, ох, не проста – но что поделать, приходится принимать ее такой, какова она есть, дареной девушке в диплом не смотрят...

– У вас будут какие-нибудь распоряжения? – поинтересовалась Ксюша с безразличным видом. – Пожелания? Фантазии?

– Ксюша, – сказал Мазур, поставив картину на пол рядом с креслом. – А ты, собственно, Ксения или Оксана?

– А какая разница?

– Огромная, – сказал Мазур. – Оксана – это, по-моему, что-то мягкое, домашнее, пейзанское... только не притворяйся, будто ты не понимаешь значения слова «пейзанское». Мне кажется, ты отлично разбираешься в иностранных и редких словах... Так вот, Оксана – это вареники, блузочка с вышивкой, садик вишневый коло хаты, – и он тихонько пропел: – Ой, за горами там жницы жнуть... А Ксения, мне упорно представляется – очки в строгой оправе, пачка учебников и указка в руках... но иногда – еще и пылающий под маской серьезной училки секс-эппил...

– Мистер, я уже успела понять, что охальник вы изрядный... – сообщила Ксюша с легкомысленным выражением мордашки. – Это вы, я так понимаю, столь длинной и сложной цепочкой подсознательных ассоциаций меня в постель загоняете? Подождите, а? Вам тут снова почта пришла...

Она безмятежно извлекла из кармашка два конверта, один поменьше и полегче, другой побольше и потолще, протянула их Мазуру.

– А ведь это прогресс... – сказал он не без растерянности, взвешивая на ладони запечатанные, не обремененные никакими адресами и фамилиями конверты. – Помнится, раньше ты молчком на бумажке царапала и тут же оную жгла...

Ксюша преспокойно сообщила:

– Раньше был риск, что здесь есть подслушка, а теперь я знаю совершенно точно, что ее тут нет...

– Медленно смерив ее взглядом – от черных туфелек до белой кружевной наколочки в волосах, этакого мини-кокошника – Мазур покрутил головой:

– Ксения-Оксана, а тебе никогда не приходило в голову, что ты занимаешься рискованными, мягко говоря, делишками? Опасно совмещать роли тайного почтальона и чинной горничной – особенно в таком вот поместье...

– Кирилл Степанович, – сказала она задушевно. – Неужели вы способны выдать юную очаровательную девушку, которая вам которую ночь отдается со всем пылом нерастраченной невинности?

Мазур пожал плечами, чуточку опешив:

– И все же...

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – изрекла Ксюша. – Это о вашем поколении, я читала, уйма нянек заботилась – парткомы и профкомы, женсоветы и прочие худсоветы... А нашему приходится сугубо на себя рассчитывать... Пусть и с риском. Это философская система, не правда ли?

– Пожалуй, – кивнул Мазур.

Девчонка показала ему язык и, покачивая бедрами, удалилась в спальню. «Милая, до шампанского иногда надо еще дожить... – рассеянно подумал Мазур, вскрывая оба конверта. – А дожить-то и не каждому удается, вот ведь что...»

Он решил начать с того, что был полегче – там оказался один-единственный листок, аккуратно сложенный вчетверо.

«Кирилл Степанович! Я вас завтра жду в десять, только непременно устройте, чтобы за вами никто не следил. Дело серьезное, и мне просто-напросто не на кого больше полагаться... Лара».

Упоминавшийся в письме адрес – улица, дом, квартира – был Мазуру напрочь незнаком, ни с чем не ассоциировался. Если бы еще быть твердо уверенным, что это в самом деле почерк Лары... Ведь записка может укладываться в его версию так, а может и – совершенно эдак... Или нет?

Хотя в письме ни словечком не упоминалось, что его следует предать кремации, Мазур на всякий случай придвинул массивную пепельницу с тремя обезьянками и щелкнул зажигалкой. Пустой конверт изничтожать не стоило, поскольку он был девственно чист.

Крутя головой и похмыкивая, он взялся за второе письмо, представлявшее собою гораздо более серьезный эпистоляр – густо исписанные аккуратным разборчивым почерком листы... два... три... четыре... пять. Подписи нет. А вот содержание...