Пиранья. Жизнь длиннее смерти

Сверху упали тали, и на них лодку подняли на борт, днище стукнуло о палубный настил довольно чувствительно, что-то затрещало – однако беречь суденышко больше не было нужды, как раз наоборот. К нелепо завалившейся на бок моторке со всех сторон бросились соответствующие спецы, молчаливые и привыкшие ко всему на свете, в развевавшихся непромокаблях. Двое скорехонько извлекли пленника и уволокли куда-то с глаз долой, о чем Мазур нисколечко не сожалел. Остальные занялись лодкой, ее должны были вскорости непременно выловить аборигены, кормившиеся морем, – перевернутую, с пробитым днищем, сорванным мотором. Вряд ли кто удивится, получив столь явное доказательство проявленной пьяными поляками трагической бесшабашности. Семь мудрецов в одном тазу пустились по морю в грозу… Вот именно. Случается на морских курортах. Никто и не встрепенется, разве что случайные подружки мимолетно погрустят – благо на столе осталась написанная пьяными каракулями записочка: спите, мол, лапочки, кисочки и солнышки, а мы немного прокатимся и вернемся.

А впрочем, все эти тонкости уже никоим образом не касались ни Мазура, ни его людей, сделавших свое от сих и до сих. Они уже через несколько минут полной ложкой вкусили заслуженного блаженства – изолированный кубрик, никаких любопытных глаз, горячий душ сколько влезет. Они сидели, распаренные и размякшие, завернувшись в огромные мохнатые простыни, прихлебывая чаек дегтярного цвета, на короткое время исполненные любви ко всему человечеству без малейших исключений. Вполне вероятно, случись здесь Ван Клеен, ему бы даже по морде не дали.

Землемер жестом фокусника извлек непочатую бутылку «Старки», каким-то чудом прихваченную из «реквизита» на глазах всех встречающих, и Мазур растроганно подумал, что кадры у него подобрались стоящие, – на ходу подметки режут. Он и сам не заметил, когда подчиненный успел напроказить.

И отстранил протянутую ему первым делом как командиру бутылку, показав глазами в сторону Вундеркинда, – как-никак, тот был самым старшим по званию, а, кроме того, заслужил, чтобы его включили в компанию. Это был тот редкий момент, когда субординация не работает, и командир может пропустить с подчиненным глоточек. Землемер с выжидательно-вежливой улыбкой переадресовал сосуд. Вундеркинд после короткого колебания все же его принял, сделал добрый глоток, передал стеклотару Мазуру Мазур видел, что ас тайной войны прямо-таки ерзает на стуле, и прекрасно догадывался о причинах: Вундеркинд жаждал побыстрее дорваться до добычи, колоть, допрашивать, вытряхивать тайны и загонять в угол коварными вопросиками. И должен был, несомненно, то и дело напоминать себе: для интеллектуальных поединков пленный пока что непригоден.

– Знаете, чего я больше всего боялся? – лениво признался доктор Лымарь. – Названия операции. Интересно бы знать, какому умнику пришло в голову окрестить ее «Синдбадом»… – Он спохватился, покосился на Вундеркинда: – Простите, товарищ капитан первого ранга, ежели мы, темные, чего сболтнули, не подумавши…

– Названия обычно придумывают генералы и адмиралы, – бесстрастно ответил Вундеркинд. – И в данном случае тоже…

– Ну, тогда все в порядке, – облегченно вздохнул Лымарь. – Я имею в виду очень простую истину, всем известную: названия бывают как счастливые, так и чреватые… Если разобраться, всякое приключение Синдбада начиналось с того, что он попадал в жуткое кораблекрушение, на берег его выкидывало в самом плачевном состоянии, голым и босым… Ну, обошлось. А ведь бывают названия чреватые…

– Это точно, – сказал Землемер. – У кого-то, у англичан, кажется, давненько уж военные корабли не называют «Аллигаторами». Стоило только назвать, как он либо утопнет совершенно по-идиотски, либо на мель наскочит…

– Либо штурман зарежет боцмана, приревновав к канониру…

– Нет, точно, я где-то читал.

– Вы, мужики, не о том, – вмешался Куманек. – Вторую операцию за короткое время крутим, и обе прошли, как по маслу. Как-то мне это…

Со всех без исключения лиц исчезло отрешенное блаженство, все стали хмурыми и серьезными, кто-то покривился:

– Не накаркай, зараза…

– Да я так, мысли вслух…

– А ты молча думай, как оно и положено…

Словно холодным ветерком просквозило по комнате. Мазур прекрасно понимал, в чем тут суть, – от суеверий никуда не денешься, особенно на флоте, испокон веков полнившимся суевериями.

Ему и самому не нравились такая тишь, гладь да божья благодать. Вовсе не факт, что на каждой операции кто-то неминуемо должен гибнуть или калечиться, но Куманек абсолютно прав: две столь гладких акции подряд поневоле заставляют насторожиться, вспомнить о законе подлости и ждать от судьбы подвоха. Иногда подобное везение – до поры. Океан свое возьмет, слишком уж он огромный, равнодушный и древний…

Вошел Адашев, повесил в углу у притолоки истекавший водой дождевик и патетически воскликнул, сияя:

– Нет слов, товарищи офицеры! Прекрасная работа! Командование непременно будет в восторге…