– Есть такая притча… Однажды у старосты в деревенской казне завелись приличные для бедных крестьян деньги. Ну, конечно, стали думать, где их понадежнее спрятать от лихого народа. В конце концов выбрали самое надежное место – в кроне высоченной пальмы посреди деревни, куда так просто не заберешься. И двое сторожей с дубинами днем и ночью ходили под пальмой, никого не подпуская…
– И что?
– Деньги были спрятаны совсем в другом месте, о нем знал только староста, и никто там не караулил…
Мазур улыбнулся из вежливости. Он уже читал где-то эту историю применительно к Европе – ну, что поделать, крестьянское мышление повсюду идет параллельными курсами…
Прислушался. Далеко отсюда все еще слышалась пальба – где-то в центре столицы продолжали выяснять отношения.
– Если бы вы пустили на них свою морскую пехоту… – сказал Юсеф с тоскливой покорностью судьбе. – У вас здесь такая сила…
Лаврик покосился на них, пожал плечами:
– Против кого бросать морпехов – это понятно. А вот – за кого и за что? Не подскажешь, товарищ?
Юсеф молчал, уставясь себе под ноги, ему было плохо, очень плохо. Он не просто проиграл – он
Ну, предположим, прохлопал все-таки Асади, но от этого не легче, виновны все понемножку, и местные спецы, и коллеги Лаврика, и коллеги Вундеркинда…
Хасан переиграл всех. Тихонький, незаметный, бесцветный даже генерал Хасан, которого все считали недотепой, никудышным руководителем, бездарностью, державшейся среди вождей революции исключительно благодаря прошлым заслугам. Предположим, он таким и был – но это не помешало ему, тряхнув стариной, найти сообщников, распропагандировать парочку полков и устроить переворот. В то время как
Он уже выступил по телевидению, торжественно объявив, что душа его не выдержала страданий народа и он почел своим долгом обнажить сверкающий клинок, дабы исправить все ошибки, перегибы, преступления и необдуманные реформы, предпринимавшиеся прежним руководством, оказавшимся не на высоте. И заявил при этом, паскуда, что Касем, оказывается, был убит во дворце возмущенным народом (благо свидетелей не было, всем, в том числе и Юсефу, удалось выскользнуть из дворца, а непосредственный исполнитель отправился на тот свет).
Черт его знает, кто за ним стоял, и чем все должно было кончиться. Пока что новоявленный президент усиленно дистанцировался от любых внешних сил. В советское посольство он прислал какого-то прыткого полковника, заявившего, что президент ссориться с советскими товарищами не намерен, не говоря уж о том, чтобы, боже упаси, предпринимать против них действия. Однако убедительно просит оставаться в местах постоянной дислокации и проживания, носу не показывая за ворота – иначе Хасан, не в силах пока что совладать с народной стихией, ни жизни, ни здоровья никому не гарантирует.
Одним словом, ультиматум был ясный и неприкрытый – и Москва советовала его пока что принять, чтобы не обострять насквозь непонятную обстановку. Вот только Мазура и его группы это устное соглашение нисколечко не касалось – они выполняли очередное задание, по своей всегдашней привычке наплевав на то, что никто им ничего не гарантирует. Для них это было в порядке вещей… Привыкли считать единственной гарантией свою собственную ловкость во владении оружием…
Юсеф радостно вскрикнул – красавец «Ворошилов» подошел к пирсу, и прежде чем он успел коснуться бортом гирлянд, развешанных вдоль бетонной стенки автомобильных покрышек, на берег перепрыгнул офицер, что есть духу помчался к бочкам, за которыми сидели трое, закричал издали:
– Мазур кто?
Мазур молча ткнул себя в грудь большим пальцем.
– Они сейчас подъедут! – проорал среди окружающей тишины офицерик так, словно пытался перекричать грохот Ниагарского водопада. – Только что была связь! За ними вроде бы погоня, ребята, вы уж не подведите…
Физиономия у него была молодая, глупо-азартная, румяная, а на плечах красовались лейтенантские погоны, похоже, еще необмятые.
– Ребята, вам, кровь из носу, нужно…
– Бежи, пацан, бежи, – сказал Мазур вполне мирно. – Скажи старшим дяденькам, все будет в ажуре…
– Мне доложить…
– Да пошел ты нахрен! – рявкнул Лаврик. – Сказали тебе уже, что доложить!
Салажонок вспыхнул от обиды, но, разглядев на плечах Лаврика погоны с двумя просветами, связываться не стал. Лихо, совершенно по уставу отдал честь, повернулся на месте и припустил к сходням, уже переброшенным на пирс. Лаврик поморщился:
– Детсад форменный. Учить вздумал, как день простоять да ночь продержаться…
– Не ной, – лениво сказал Мазур, не отрывая глаз от прохода меж пакгаузами. – Мы с тобой в его годы были не лучше…