Пират

Пес отвлекся, разглядывая сидевшую на ветке черную северную белку, а когда посмотрел туда, где минутой раньше был бурундучок, замер от удивления. Там находились два бурундучка. Второй был значительно крупнее, с более резким окрасом. Пес покрутил головою, похлопал глазами. Второй зверек не исчезал. Когда бурундуки побежали (малыш будто приклеился боком к матери и ни на мгновение не отставал от нее), щенок наконец понял, что все это не видение, а явь, и припустился за ними. Он уже догонял их, когда они нырнули под корневище поваленного дерева и исчезли в норе. Щенок с трудом просунул в нору голову, но туловище туда не пролезало. Он заскулил, усиленно заработал задними ногами. Не помогло. Пес в раздумье сел у норы. Жизненные обстоятельства впервые заставили его проявить сообразительность, смекалку. Надо бы разгрести, расширить передними лапами вход в нору, но такая мудреная мысль не осенила щенка. Зато пришла другая. И он немедленно привел ее в исполнение. Щенок отбежал от норы. Затем тявкнул для бодрости и со всех ног бросился в зияющий круглый провал, намереваясь влететь в нору с разгону. Влетел. Намертво. Твердая земля жестким обручем стиснула бока. Ни туда, ни сюда. Хоть скули, хоть вой — бесполезно.

Что делает человек, если в дом к нему ломится, например, дебошир? Он не желает пускать непрошеного гостя и может даже ударить, выпроваживая его. Чувство дома, то бишь норы, развито у любого зверя во сто крат сильнее, чем у человека. И бурундучиха, защищая свое жилище, впилась острыми зубами в нос щенку. Тот взвыл на одной тонкой бесконечной ноте. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Боль высвободила пса из плена, вытолкнула из норы. С беспрестанным воем он бросился прочь, вгорячах тараня лбом стволы деревьев, и бежал до тех пор, пока от усталости у него не подкосились ноги. Долго лежал, поскуливал от боли, осторожно прикладывал лапу к ранке на кончике носа, слизывал сочившуюся кровь. Затем пил из ручья и случайно опустил нос в ледяную воду. Боль немного притихла. Вытащил нос из воды. Боль возросла. Проделал эту операцию еще и еще раз. Та же реакция. И запомнил пес очередную истину: боль переносить легче, если укушенное место окунуть в очень холодную воду.

Позади послышалось: цок-цок, цок-цок-цок! Щенок вздрогнул и обернулся. По каменистому берегу ручья, часто и звонко выстукивая острыми копытцами, прямо на него бежал кто-то длинноногий, неуклюжий, с долгой горбоносой мордой и огромными черными глазами. Это был сохатенок.

Пес сжался в комок. Такой большой зверь вызвал в нем не только любопытство. Сохатенок остановился напротив, горбоносая морда начала медленно опускаться. Пес сжался еще больше и поспешно прикрыл лапой нос, опасаясь, что эта махина укусит его в больное место. Но лосенок и не думал кусаться. Он ощупал его теплыми, пахнущими молоком губами и повернул голову назад. На опушку вышла громадная лосиха. Она прошествовала мимо щенка с таким видом, будто не заметила его; сохатенок фыркнул и затрусил за матерью.

Оставаться одной собаке очень не хотелось. Эти пугающих размером звери, на которых надо было смотреть задрав голову, почему-то внушали доверие. И он побежал за ними как привязанный. Лоси шли небыстро, но усталый и голодный щенок едва поспевал за ними. Время от времени он тявкал и даже, подпрыгнув, легонько кусал звериные ляжки: не спешите же вы так! Дорогу неожиданно преградил довольно широкий ручей. Звери, не останавливаясь, перешли его. Щенок бросился в воду, забарахтался — поплыл. Но быстрое течение подхватило легкое тельце, как щепку. Понесло! Собака пронзительно завизжала. Плохо бы кончилось дело, если бы не сохатый. Умный зверь, громко треща сучьями, побежал вдоль ручья, обогнал барахтавшегося щенка и встал в воду, низко склонив голову. Когда течение поднесло неопытного пловца, он схватил его губами поперек туловища и, выйдя из воды, бросил на берег.

Теперь у насмерть перепуганного щенка отпала всякая охота бежать за лосями: не угнаться. Он стряхнул с себя воду, свернулся калачиком и жалобно заскулил. Было холодно. И очень хотелось есть.

Орлица, как снялась с гнезда и набрала высоту, ни разу не махнула крыльями. Прозрачные воздушные потоки были быстры, порою стремительны; чтобы изменить направление полета и удержать равновесие, птица затрачивала самые незначительные, пустяковые усилия. Она ходила большими бесконечными кругами, и если б кому вздумалось графически изобразить ее полет, то получились бы впритык прижатые друг к другу правильные круги с полукилометровым радиусом.

Внизу расстилалось освещенное ярким солнцем громадное пространство. Голая еще тайга иногда разрывалась реками и ручьями. Ручьи кое-где вскрылись и взблескивали живым серебром, а реки все скрывал тяжелый, сверху ноздреватый панцирь льда. Взлобки чередовались гольцами, гольцы — скалами, скалы — ущельями.