Пират

Позже политические занятия уступили место урокам военной тактики, проникновению на территорию противника и саботажу, партизанской войны и диверсиям.

Весь прошлый месяц они тренировались в полевых условиях. Все, что изучалось, сейчас пошло в дело. Постепенно Лейла начала чувствовать, как она грубеет. Все меньше и меньше она думала о себе, как о женщине. Цель, к которой она себя готовила, полностью овладевала ею, становясь смыслом жизни. Именно она и другие будут способствовать приходу нового мира. Она бегло вспомнила мать и сестру. Они пребывали в Бейруте, по-прежнему оставаясь частью старого общества: сестра со своей семьей и общественными проблемами, мать со всей остротой все еще переживающая то, как была брошена отцом, но так ничего толкового и не сделавшая со своей жизнью. На минуту она прикрыла глаза, вспоминая тот день на юге Франции перед ее прибытием сюда. Она увидела, как отец и его сыновья катаются на водных лыжах в заливе перед Карлтон-отелем. Отец не изменился за те девять лет, когда она в последний раз видела его. Он был по-прежнему строен и красив, полон силы и жизни. Если бы он только понимал, если бы только знал, как много он может сделать для освобождения арабов от империализма Израиля и Америки. Если бы он только знал, как мучаются и страдают его братья, как им нужна его помощь, он не стоял бы в стороне, позволяя вершиться этой несправедливости. Но ей оставалось только мечтать об этом. Конечно, он все знал. Он должен знать. Просто его это не волнует. Роскошь окружала его с детства и его единственное желание — приумножать богатство. Он любил роскошь и власть, которая по мановению пальца была к его услугам. И страшная правда заключалась в том, что он был не одинок. Точно такими же были шейхи и эмиры, принцы и короли, банкиры и богачи, арабы и все прочие. Они заботились только о самих себе. Миллионы крестьян в каждой арабской стране по-прежнему жили на грани голода, пока их правители разъезжали в «кадиллаках» с кондиционерами, летали на собственных самолетах, возводили дворцы и виллы по всему миру и напыщенно говорили о свободе для их народа. Но от судьбы не уйдешь. Это будет война не только против иностранцев: покончить с ними будет только первым шагом. Вторым и может быть, самым трудным шагом будет борьба с собственными угнетателями — с такими, как ее отец, с людьми, у которых есть все и которые не хотят поделиться ни крошкой.

Кабинка в душе освободилась, и Лейла, повесив большое грубое полотенце на крючок в стене, вошла под обжигающие струи. Жар обдал ее умиротворяющим бальзамом. Она чувствовала, как расслабляются все мышцы. Медленно, с наслаждением она стала намыливаться и прикосновение пальцев к телу дарило почти чувственное удовлетворение.

В этом она походила на своего отца. Снова она увидела, как он мчится на водных лыжах, с напряженными мускулами, и его облик говорит о той радости, которую дает умение держаться на воде.

Раздвинув ноги и выгнувшись, она позволила влаге омывать самые интимные уголки тела. Тепло наполняло ее приятной негой. Вдруг острый приступ наслаждения потряс ее. Она почувствовала ужас, гнев и отвращение к себе. Ей было противно даже думать об этом. Лейла резко закрыла горячую воду и стояла под холодными струями, пока кожа ее не посинела. И только тогда, обмотавшись полотенцем, вышла из-под душа.

Она сходит с ума. Никогда раньше ее не посещали такие мысли и видения. Но они были у нее в крови. Мать не раз говорила ей об этом. Она была плоть от плоти своего отца. Тот был рабом своего тела, не в силах устоять перед его похотливыми потребностями. Мать рассказывала им истории об отце и его женщинах. Он принадлежал к людям, которых ни одна, даже самая лучшая женщина не может удовлетворить. Дурная кровь, предостерегающе говорила им мать.

Она насухо вытерлась и, обмотавшись полотенцем, вернулась в барак.

Соад, чья койка стояла рядом с ней, была уже почти одета.

— Что ты делаешь вечером?

Лейла потянулась за своим комбинезоном.

— Ничего. Я хотела бы поваляться в постели и почитать.

Соад принялась подкрашивать губы.

— Я договорилась с Абдуллой и его приятелем. Почему бы тебе не пойти со мной?

— Не думаю, чтобы мне это понравилось.

Соад посмотрела на нее.

— Да идем же. Тебе надо выбраться из этого заточения.

Лейла промолчала. Она помнила Соад в первые дни их пребывания здесь. Она оказалась в лагере, чтобы быть поближе к своему дружку и всем рассказывала, как не может дождаться их встречи. Но когда он не пришел, Соад отнюдь не была разочарована. Свою женскую свободу она восприняла совершенно серьезно. В этой армии у женщин равные с мужчинами права и отныне она может, не моргнув глазом, переспать со всем лагерем.

— В Каире так никогда не было, — с радостным смехом говорила она.

— Вот что я тебе скажу, — серьезно сказала Соад. — Если ты пойдешь с нами, я тебе уступлю Абдуллу. Он лучший мужик в лагере. А я уж займусь его приятелем.

Лейла посмотрела на нее.

— Меня это не интересует.