Пират

Но когда она обогнула угол здания, за которым скрывалась отбрасывавшая тень фигура, то не заметила ничего, что могло бы указать ей, куда направиться дальше, и после минутного раздумья девушка поняла, что всякая попытка нагнать неизвестного будет в одинаковой степени безумной и бесцельной. Кроме многочисленных выступов и углублений причудливо возведенного замка и его служб, кроме всевозможных погребов, кладовых, конюшен и тому подобных построек, среди которых ей одной искать кого-то было бы делом совершенно бесполезным, от дома до самого берега тянулась невысокая гряда скал, представлявших естественное продолжение береговых утесов, с множеством впадин, пустот и пещер, в любой из которых могло скрыться таинственное лицо со своей роковой ношей; ибо в том, что она была роковой, Минна почти не сомневалась.

После краткого раздумья молодая девушка убедилась, как мы уже говорили выше, в полной бессмысленности своих дальнейших поисков. Следующей ее мыслью было поднять тревогу и разбудить обитателей замка, но что тогда пришлось бы ей рассказать всем присутствующим и какие имена назвать? С другой стороны, раненый — если он в самом деле был только ранен, а не убит — мог нуждаться в немедленной помощи. При этой мысли Минна готова была уже позвать кого-либо, как вдруг расслышала голос Клода Холкро, который возвращался, очевидно, из гавани, напевая по своей привычке отрывок из старой норвежской баллады; по-английски она звучала бы следующим образом:

Все, чем владел я, ты должна
Отдать, моя милая мать,
Ты нищим хлеба и вина
Не позабудь раздать.
И скакунов моих лихих
Отдай, моя милая мать,
И девять замков родовых,
Где славно пировать.
Но не пытайся мстить, о мать,
За сына своего,
В земле — моя плоть, душу примет Господь,
И отмщенье — в руке его.

Поразительное соответствие слов этой песни с тем положением, в котором находилась Минна, показалось ей предостережением небес. Мы описываем здесь страну, полную предрассудков, где сильна еще вера в предзнаменования, и, быть может, тому, кто не одарен слишком большой фантазией, трудно вообразить себе, как эти суеверия на известной ступени общества могут влиять на человеческое сознание. Строчка из Вергилия, раскрытого наудачу, в семнадцатом веке при дворе английского короля считалась предсказанием свыше, и нет ничего удивительного в том, что девушка, выросшая на далеких и диких Шетлендских островах, приняла за волю неба стихи, смысл которых, казалось ей, так подходил к ее собственной судьбе.

— Я буду молчать, — пробормотала Минна. — Я наложу печать на свои уста.

В земле — моя плоть, душу примет Господь,
И отмщенье — в руке его.

— Кто здесь разговаривает? — с испугом спросил Клод Холкро, ибо хотя он объездил немало чужих стран, однако все еще не мог полностью избавиться от суеверных представлений своей родины. Минна в том состоянии, в которое привели ее отчаяние и ужас, сначала не в силах была ничего ответить, и Холкро, устремив взор на белую женскую фигуру, которую он видел весьма смутно, ибо она стояла в тени дома, а утро было туманным и пасмурным, принялся заклинать ее старинным заговором, который показался ему подходящим к случаю; его дикие и ужасные звуки и путаный смысл не нашли, быть может, полного отображения в следующем переводе: