— Опечаленных друзей, мерзавец! — закричал Кливленд. — Я заставлю тебя опечалиться по-настоящему, если ты сейчас же не скажешь, где украл все мои вещи!
— Украл! — воскликнул Брайс, воздевая очи к небу. — О Господи помилуй, бедный джентльмен, видно, потерял рассудок после той страшной бури, что была недавно.
— А ты, бесстыдный мошенник, — продолжал Кливленд, поднимая трость, бывшую у него в руке, — ты что, думаешь одурачить меня своей наглостью? Но если ты хочешь сохранить голову целой, а кости — в целой шкуре, так говори, черт возьми, — даю тебе еще одну минуту, — где ты украл мое платье?
Брайс Снейлсфут еще раз повторил свое восклицание: «Украл! О Господи помилуй!» — а сам тем временем, видя, что капитан готов немедленно приступить к экзекуции, тревожно оглянулся на город, не идет ли к нему на помощь замешкавшееся подкрепление гражданских сил.
— Ну, отвечай! — повторил капитан с поднятой тростью в руке. — Иначе я изобью тебя так, что ты превратишься в мешок с костями, а весь твой скарб выброшу на свалку!
Но тут мейстер Банс, смотревший на эту сцену как на весьма забавную шутку и особенно потешавшийся гневом Кливленда, остановил его поднятую для удара руку, однако вовсе не для того, чтобы избавить мошенника от грозящей ему расправы, а желая только продлить столь занимательное словопрение.
— Подожди, друг мой! — воскликнул он. — Дай же этому честному человеку сначала высказаться; правда, у него самая жульническая физиономия, какую мне когда-либо приводилось видеть, а красноречие столь цветисто, что как пустит он его в ход, так обязательно отрежет на пару дюймов короче! Да к тому же подумай о том, что вы с ним, по существу, люди одной профессии: он набивает свою мошну с аршином в руке, а ты — с мечом; но я не хочу, чтобы ты сразу же зарубил его, давай сначала погоняем его хорошенько.
— Да ты с ума сошел! — воскликнул Кливленд, стараясь оттолкнуть своего друга. — Пусти меня! Клянусь небом, вот я сейчас ему покажу!
— Держите его крепче, — взмолился коробейник, — держите его крепче, мой милый, добрый, веселый джентльмен!
— Ну тогда говори, негодяй, оправдывайся, — закричал на него Банс, — шевели языком, или, клянусь честью, я снова напущу его на тебя!
— Он говорит, что я украл эти вещи, — забормотал Брайс, который, будучи окончательно прижат к стене, понял, что ему не избежать объяснения, — но как мог я украсть их, когда я самым честнейшим и законнейшим образом их купил?
— Купил! Ах ты низкий жулик! — закричал Кливленд. — У кого же это осмелился ты купить мое платье или кто имел наглость продать его тебе?
— Да не кто иной, как эта достойная особа, миссис Суерта, домоправительница в Ярлсхофе; она, видите ли, продала их, как ваша душеприказчица, — сказал разносчик, — и уж так-то о вас сокрушалась!
— А я думаю, так старалась набить себе в утешение карман, — поправил его Кливленд. — Но как смела она продать вещи, оставленные ей на сохранение?
— Да ведь бедная женщина хотела устроить все как можно лучше, — ответил разносчик, в чаянии продлить препирательства до прибытия подмоги, — и если вы соблаговолите только выслушать меня, так я расскажу вам все и о сундуке, и о том, что в нем содержалось.
— Ну ладно, говори, — согласился капитан, — но смотри у меня не увиливай, и если ты раз в жизни хоть насколько-нибудь покажешь себя честным, так и быть, я не трону тебя.
— Вот видите ли, благородный капитан, — начал коробейник, а сам пробормотал про себя: «Черт бы побрал Пэйта Петерсона с его хромой ногой! Наверняка вся задержка из-за этого никчемного калеки!»
— Дело в том, что вся страна, — продолжал он далее вслух, — вся страна, понимаете ли, была в страшной тревоге, — да, в страшной тревоге! — верьте не верьте, а все были просто ужасно встревожены. Дело в том, что нигде не могли найти вашу милость, а вас, капитан, любили и стар и млад, да… А тут ваша милость вдруг совершенно исчезли… ни слуху ни духу… пропал человек… провалился… умер!
— А вот ты сейчас ценой собственной жизни узнаешь, что я жив, негодяй! — прервал его взбешенный Кливленд.
— Терпение, капельку терпения, капитан, вы не даете мне двух слов сказать, — ответил коробейник, — а только случилось еще, что этот парнишка, Мордонт Мертон…
— А! — прервал его Кливленд. — Что же с ним?
— Да о нем тоже ни слуху ни духу, — ответил коробейник, — исчез совершенно, начисто! Пропал молодец! Свалился, думают, с какого-нибудь утеса в море, он ведь был отчаянный! Я вел с ним кое-какие делишки, обменивал ему всякие меха да перья на порох, дробь и все такое прочее. А тут вдруг он куда-то исчез, ну прямо начисто пропал, растаял, словно дым над трубкой какой-нибудь старой ведьмы.
— Но какое все это имеет касательство до платьев капитана, милейший? — спросил Банс. — Придется, пожалуй, мне самому проучить тебя, если ты сейчас же не выложишь всего начистоту!
— Терпение, капельку терпения, — повторил Брайс, простирая к нему руку, — вы все узнаете в свое время. Так вот, двое пропали без вести, как я вам уже сказал, а тут еще в Боро-Уестре началась тревога из-за странного недуга миссис Минны…