Собственно, даже если б какаято одиночная цель и появилась, так горизонтальная наводка все равно осуществлялась поворотом всего корпуса судна, так что…
– Глядика! – уперев руки в бока, заржал, словно конь, поднявшийся на корму капитан. – Он и впрямь целиться кудато собрался! Что, идиот, пушкуто будешь руками двигать? Лаадно, пшел пока вон, в трюм!
Так вот, унизив и обидно посмеявшись, бывшему лейтенанту в очередной раз указали на его нынешний социальный статус. Крайне низкий, если быть откровенным. Что ж, иного молодой человек пока и не ждал.
С грохотом упал захлопнутый сверху люк. Погасло закатное солнце.
– Что, прогнали? – язвительно осведомился «Головешка» Сильвио Дайвиш. – Так и не дали выстрелить?
Громов усмехнулся:
– Не дали. Думаю, заряды берегут.
– Это понятно, что берегут, – махнул рукой Сильвио. – Только при встрече с какимнибудь фрегатом лишние заряды «Эулалии» вряд ли так уж сильно помогут.
– Вообще не помогут, – согласился Андрей. – Это они на вшивость меня проверяли.
– На что?!
– Смотрели, не соврал ли, умею ли заряжать.
– Слушай, Висельник, – немного погодя, шепотом поинтересовался Головешка. – А ты и в самом деле изо всего стрелять можешь? Пистолет, мушкет… что там ещето?
– Изо всего могу, – молодой человек утвердительно кивнул, хоть и понимал, что этот кивок его здесь, в почти полной тьме, вряд ли виден. – Я ж говорил, что – военный.
– Я тоже военный, – ухмыльнулся Сильвио. – Только не совсем.
– Как это – не совсем?
– Не по огневому бою, как ты, спец, а по всякому прочему – кастет, кинжал, сабелька.
Громов лишь хмыкнул про себя: вот уж послал Бог сотоварищей, один другого стоит. Впрочем, кроме Головешки Сильвио больше никто ни с кем особо не откровенничал, здоровяк Деревенщина, похоже, вообще не любил болтать попусту, а прозванный Пташкой Мартин, может, и поговорил бы, да побаивался, стеснялся. Что же касаемо Рамона – то тот вообще казался темной лошадкой, явно отправленный в ссылку не за просто так. Да тут все не запросто так, кроме, вероятно, мальчишки.
– Эй, парень, – в тишине трюма вновь послышался голос Сильвио, на этот раз именно к Мартину и обращавшегося. – А тебято за что в дальние страны спровадили?
– Ни за что, – вздохнув, отозвался подросток. – Право же, ни за что – даже и сам не знаю.
– Так ты самто из Барселоны? – не отставал настырный Головешка.
Парень отвечал односложно:
– Из Барселоны, да. Ну и в Жироне жил когдато.
– А чем занимался?
– Да так, работал… карманы пришивал.
– Карманы? – вступил в разговор Рамон. – А у какого портного?
– У дядюшки Жульерма, близ церкви Святой Марии Морской.
– А я на стройке работал, – Рамон со скрипом потянулся и смачно зевнул. – Каменщиком. Собор Святой Эулалии строил.
– Поди, цемент воровал да кирпичи? – ехидно подначил Сильвио. – Этот собор уж лет четыреста строят и еще столько же будут – с такимито работниками.
Головешка был не так уж неправ – и в самом деле, тот еще долгострой был этот собор Святой Эулалии. Начали в конце тринадцатого века, а закончили аккурат к открытию Международной выставки 1888 года!
Рамон негромко заворчал про себя, видать, обиделся, Сильвио еще попытался было разговорить Мартина, да вмешался Деревенщина: жутко на всех рявкнул да сказал:
– Ша! Поспать дайте, ироды.
И впрямь, неплохо было бы сейчас и поспать – за деньто утомились изрядно.
Все уснули сразу – даже прикрикнувший на остальных Деревенщина Гонсало Санчес. Ни беготня да вопли на верхней палубе, ни гром якорной цепи никому вовсе не помешали, да и Гонсалото выступал просто так, для порядку. Проснулись узники утром, не сами – разбудили.
– А ну вылазь, сволочье! Освобождай место.
Несколько обескураженных таким поворотом дела ссыльных вывели на палубу, поместив на их место в трюм человек тридцать черных эбонитовоблестящих рабов – по большей части крепких молодых мужчин, впрочем, попадались и тощие подростки, и испуганные, с глазами, как у газели, женщины.
Похожий на смесь бульдога и таксы боцман Гильермо, кроме того, что исполнял обязанности канонира, еще оказался и неплохим кузнецом, ловко перековав новоприобретенных узников – на этот раз уже черных.
– А вы что вылупились? – обернувшись прикрикнул он на ссыльных. – Работы нет? Сейчас я вам найду, потом не говорите, что не слышали.
В этот день Громова и его сотоварищей особо не гоняли – и сам капитан, и вся его команда, исключая вахтенных, напилась в стельку, празднуя удачную сделку. Конечно же, сделку, люди Якоба Пинеды вовсе не устраивали лихого набега на местные селения с целью захвата рабов, о нет – живой товар они по дешевке купили у какогонибудь местного негритянского царька… купили или, скорей, обменяли на тот же ром или дешевые стеклянные бусы. И теперь праздновали, да так, что от лихих песен и ругани, казалось, трещали шпангоуты!
Резко изменив курс, «Святая Эулалия» пенила бурные воды Атлантики.
– Лайлала, лайлала, ла! – орали матросы во главе со своим капитаном.