Они прошли в капитанскую каюту, выгнали матросов, которые уже нагрузились добычей.
– Все вон отсюда! – рявкнул Пьер, вынимая пистолет. – Добычу сложить на место! Вы свое получите в должное время! Вон, иначе я пристрелю кого-нибудь! Фернан, закрой дверь!
– Мы явились как раз вовремя, Пьер. Еще пара минут, и от нашего достояния ничего бы не осталось.
– Моего тут и было-то самую малость, а вот вашего достаточно. Однако поглядим, сколько тут всего.
Они рылись в ворохах драгоценностей, которые были так перемешаны, что определить принадлежность было совершенно невозможно. Фернан заметил:
– Видимо, половины всего добра уже нет, как ты считаешь, Пьер?
– А как ты думал! Что они будут копить, как наш капитан копил для нас, дураков? Как бы не так! Они себе ни в чем не отказывали. Но ничего. Зато теперь и претендентов почти не осталось. Все наше будет.
– Капитан еще существует, Пьер.
– Конечно, но у капитана, как и у меня, тут мало что оставалось. Мы с ним свое припрятали на острове, куда мы вместе плавали. Так что основными собственниками остались трое: ты, Гардан и Ю. Верно я говорю?
– Почти, Пьер. Но ты забываешь, что ты капитан и имеешь долю во всем этом. И адмирал в доле, тем более что он был капитаном этого судна.
– Согласен, но это потом, а теперь надо сохранить все это. Да, и не забыть выделить часть для команды.
А Гардан в это время закончил разговор с Ивом. Тот умер в страшных мучениях, и его выбросили за борт, где акулы уже водили свой страшный хоровод.
– А теперь к Луису, – сказал Гардан, ни к кому не обращаясь. Несколько матросов последовали за ним. Их разбирало любопытство и жажда зрелищ. Это щекотало нервы, возбуждало кровожадность.
В капитанской каюте орудовали Пьер и Фернан, но рядом была небольшая каморка, где и лежал Луис. Вся она уже была перевернута, но Луис продолжал лежать, вращая запавшими, лихорадочно блестящими глазами.
Он увидел вошедшего Гардана. Дрожащая рука подняла пистолет, припрятанный до этого где-то в тряпках, но ствол его ходил ходуном в ослабевшей руке. Гардан успел ударить кинжалом снизу, и пуля, отщепив изрядный кусок от притолоки, вылетела наружу.
– Привет, Луис! Я так рад встрече, что слов не могу подобрать для выражения своей радости. Но что ты так недоволен? И негоже так встречать старых друзей. Ты ведь мог и убить меня, а это большой грех. Ты же христианин, а ваша заповедь, которую ты нарушаешь, гласит: не убий! Стало быть, придется тебе в аду потерпеть за твои прегрешения.
– Я не боюсь тебя, грязная собака! – прошептали бледные губы. – Мне и так осталось жить совсем мало, так что я тебе не доставлю удовольствия, хвост свиньи!
– Уже одно то, что ты, собака, умираешь, доставляет мне удовольствие, а впереди может быть и не такое. Между прочим, ты знаешь, какая у тебя болезнь, Луис?
– Это тебя не касается, гаденыш. Уйди с глаз моих и не мельтеши.
– Так вот – я тебе скажу это, сеньор Луис. Иву я уже об этом поведал, гореть ему в аду, крысиному сыну! – Гардан передохнул, наслаждаясь впечатлением, которое произвели его слова на Луиса. – Наш друг Ю медленно травил вас с Ивом. Теперь Ив уже в аду, а ты скоро с ним там встретишься!
Гардан поднял ногу и наступил грязным башмаком Луису на лицо. Надавил и сбросил на пол. Тело глухо ударилось о доски. Удар в живот ногой вызвал у Луиса бурную рвоту, но, видимо, желудок его был пуст, и лишь противная слизь вырвалась из открытого рта, хватающего жадно воздух.
– Это только малая толика того, что ты заслужил, падаль! Пожри свою блевотину, паскуда! – и Гардан стал возить ногой голову Луиса по полу.
Борода пирата, и так довольно грязная, теперь превратилась во что-то гадостное, отвратительное. Гардан схватил Луиса за длинные волосы и стал остервенело бить головой об пол. Луис хрипел, задыхался, едва шевеля ослабевшими конечностями. Кровь капала и размазывалась по грязным доскам.
– Ну как, сеньор Луис? Прекрасно, не правда ли? Отдохни немного, или хочешь побыстрее? Я знаю, ты этого хочешь. Но погоди, я отдохну.
Лишь полчаса спустя Гардан вышел из каморки. Его глаза горели неестественным горячечным огнем. Они блуждали по палубе, не в силах остановиться на чем-нибудь. Постояв немного, он быстро пошел в камбуз, и вскоре в руках у него появилась бутылка пальмового вина. Он жадно пил прямо из горлышка, запрокинув голову.
Матросы смотрели на него со смешанным чувством страха и уважения.
Прошло около часа, Гардан уже был сильно пьян, но не прекращал пить. Его мутило, шатало, и в конце концов он свалился на баке, где вскоре его стало бурно рвать, потом мертвецки уснул. Пришлось не раз окатывать его водой, но он не просыпался. Его оставили в покое.
На борт «Волка» поднялся адмирал. Он глянул на Гардана, поискал глазами Пьера.
– Как дела, Пьер? – спросил он сочувственно.
– Плохо, адмирал. Гардан напился и спит, я никак не могу прийти в себя, и на душе ужасно муторно. Особенно когда вспоминаю, как Гардан пытал Ива и Луиса. Просто жуть берет. Откуда у человека может быть столько жестокости и злобы? Ужас!
– У человека все есть, Пьер. Что собираешься делать теперь?