— Но у меня не было выбора! — защищалась я, как могла. — И я прекрасно знаю, что пиратская команда — совсем не место для девушки из хорошей семьи. Только не забывай, что именно они пришли мне на помощь в трудную минуту. Они, а не кто-то другой, протянули руку утопающему и взяли на борт! Могу еще добавить, что за все время ни один из них не оскорбил меня ни словом, ни действием. А что до мужской одежды, скажу, что ты вообще напрасно возмущаешься по этому поводу. Удобно, практично, нисколько не обременяет и от нескромных взглядов защищает. Ты вот попробуй, ради интереса, затянуть корсет и в таком виде драить палубу или забраться на ванты!
— Ну хорошо, допустим… — Видно было, что мои аргументы произвели впечатление, но Уильям, похоже, не собирался сдаваться и решил до конца заклеймить меня позором. — А как объяснить тот факт, что при аресте ты оказалась за одним столом с известными в порту э-э… дамами сомнительного поведения?
— Ну и что тут такого? — удивилась я. — Можно подумать, ты никогда со шлюхами не общался!
— Но я же мужчина!
— То-то и оно! — фыркнула я. — Если кому и предъявлять мне претензии, то уж никак не тебе! — Он смутился, а я продолжала, с каждым мгновением набираясь уверенности: — А с теми девицами мы просто беседовали, и ничего дурного я в этом не вижу. Или ты забыл, что я выросла на бристольских улицах — вместе с тобой, кстати! — и в пансионах для благородных девиц не обучалась? Черт побери, да сколько ж мне еще вдалбливать в твою тупую башку, что я все та же Нэнси, которая любит тебя всей душой, носит, не снимая, твой прощальный подарок и ни о ком другом даже не помышляет?!
Уильям буквально впился глазами в мое пылающее от возмущения лицо, словно пытаясь проникнуть в глубину моих мыслей и убедиться в искренности моих слов. Постепенно морщины у него на лбу разгладились, взгляд сделался мягче, а по губам скользнула слабая улыбка. Уж не знаю, что он там увидел, но хотелось надеяться, что прежнюю Нэнси, о которой я ему только что напомнила.
— Да-а, тебя не переспоришь, — вздохнул Уильям, без особого, впрочем, сожаления. — Какой ты была упрямицей, такой и осталась. А еще доброй, честной, справедливой и верной! И не только по отношению ко мне, но и ко всем: Роберту, Сьюзен, моей матушке Мэри и тем мальчишкам, с которыми мы гоняли по улицам и играли в порту. За это я тебя и полюбил, и подаренное тобой колечко мне дороже всех сокровищ мира. И что бы ты ни носила — хоть чалму и персидский халат, — усмехнулся Уильям, — знай, любимая, что мое чувство к тебе неизменно и останется таким до конца моих дней.
Я уже приготовилась праздновать победу, но лицо его неожиданно вновь омрачилось, и он принялся расхаживать взад-вперед по каптерке, хмуря брови и роняя тяжелые фразы, от которых исходила неотвратимая угроза:
— Ну ладно, с тобой все понятно, и теперь я вижу, что у тебя действительно не было другого выхода. Но Адам Брум и доктор Грэхем?! — Уильям в недоумении покачал головой. — Я хорошо знал обоих и всегда считал достойными и порядочными людьми. Их-то что заставило добровольно присоединиться к корсарам? Для меня эта новость прямо как гром среди ясного неба!
— Может, ты меня невнимательно слушал, дорогой? — насмешливо прищурилась я. — Или ничего не понял?
— Вот именно, что не понял! — признался он, испустив глубокий вздох. — Ты уж извини меня, Нэнси, но я морской офицер на королевской службе, и верность присяге и воинскому долгу — моя первейшая обязанность. А Нейл, Адам и все остальные — арестованные по обвинению в пиратстве, которых ждет виселица, невзирая на мои личные симпатии к кому-то из них. Я и тебя-то пока толком не знаю, как выручить, но что-нибудь придумаю…
Наверное, я тоже сумела бы что-то придумать, чтобы окончательно переманить Уильяма на нашу сторону и заручиться его поддержкой, но в этот момент наше уединение прервал яростный стук в дверь.
— Господин лейтенант, сэр! — послышался чей-то взволнованный голос. — Там промеж них еще одна девка объявилась. Мы ее к капитану отвели, а тот вас требует.
— Говорить буду я, а ты больше помалкивай, — торопливо инструктировал меня Уильям по дороге в капитанскую каюту. — Можешь кивать, поддакивать, но упаси тебя боже проговориться, что ты и твоя подружка сами напросились к корсарам! Пускай старик считает, что вас обеих похитили и держали на корабле против воли.