Пираты

В адресованном брату письме содержалось приглашение к ужину для нас обоих, но об этом я узнала чуть позже. Джозеф незамедлительно ответил согласием. Он сам вышел на веранду — бледный и небритый, но почти протрезвевший, — и вручил нарочному сложенный и запечатанный конверт, надписанный немного неряшливо, однако вполне разборчиво. Мне он ничего объяснять не стал, но приказал Томасу срочно его побрить, а Филлис и Минерве велел достать и погладить мое лучшее платье, а потом заняться моей внешностью.

— Если мисс Нэнси не будет выглядеть настоящей леди, продам вас обеих в болота Суринама, -пригрозил Джозеф.

Минерва незаметно прыснула в кулачок, а Филлис чуть слышно проворчала себе под нос:

— Можно подумать, там будет хуже, чем здесь!

Тем не менее мои служанки рьяно взялись за дело, а когда они закончили, я с трудом узнала себя в зеркале. Брат ожидал моего выхода на веранде. Он нарядился в светло-серый атласный камзол с брабантскими кружевами на груди и обшлагах, жилет с отделкой из золотой парчи, изящно расшитый бабочками и цветами, штаны из мягкой замши и надраенные до солнечного сияния сапоги. Таким расфранченным я его после Бата еще не видела. Свежевыбритый и в новом парике, Джозеф окинул меня тревожным взглядом, испустил вздох облегчения, с одобрением кивнул и даже подарил восхищенной улыбкой. Ну надо же! Пожалуй, впервые в жизни я не вызвала его недовольства своим поведением или внешним видом. Перед отъездом братец все-таки не удержался и пропустил стаканчик -чтоб дрожь в руках унять, как он объяснил.

Потом мы вдвоем уселись в открытую коляску, а Томас в ливрее взгромоздился на козлы. Я заметила пистолет у него за поясом и еще один у Джозефа, прихватившего также свою шпагу. На Ямайке человек может чувствовать себя спокойно лишь в границах собственных владений. Но стоит выехать за их пределы, и его поджидает тысяча опасностей. Тут и беглые, и мароны, и просто грабители. Да и пираты пошаливают, время от времени высаживаясь на побережье и совершая разбойничьи рейды в глубь острова. И пускаться в путь безоружным чревато в здешних краях неприятными неожиданностями.

Приготовления к визиту отняли довольно много времени, и с плантации мы выехали, когда уже вечерело. Попугаи-какаду и пересмешники сопровождали нас всю дорогу через лес, мелькая меж ветвей ослепительными вспышками голубого, красного и желтого на зеленом фоне и вплетая свои пронзительные крики в стрекот цикад и жужжание пчел. Раскинувшаяся по левую сторону от дороги морская гладь сияла расплавленным золотом в лучах заходящего солнца. Стая пеликанов удалялась от берега. Редко взмахивая широкими крыльями, они летели так низко, будто их огромные красные клювы притягивали птиц к земле и мешали им подняться выше.

— Говорят, они выкармливают птенцов собственной кровью, — заметил Джозеф.

Я ничего не ответила, лишь мысленно позавидовала неограниченной свободе пернатых, вольных летать и парить, где им вздумается, и не знающих ни запретов, ни преград.

Воротами на въезде в усадьбу Бартоломе служили два гигантских дерева. На протянутой между ними цепи висел литой металлический вензель «Б» с замысловатыми завитушками — точно такой же, только раз в сто меньше, я уже видела сегодня на седельной сумке гонца. Томас въехал в ворота, и коляска покатила по широкой аллее, вымощенной блестящими белыми камешками, похожими на обломки мрамора.

Справа и чуть впереди, в промежутке между двумя деревьями, что-то вдруг зашуршало. Эта непонятная возня напугала наших лошадей. Они громко заржали и в панике шарахнулись в противоположную сторону. Коляску занесло, и она угрожающе накренилась. Джозеф вскочил на ноги, изрыгая проклятья в адрес кучера. Томас повернул голову и посмотрел на нас. Даже в полусвете уходящего дня были отчетливо видны его посеревшее лицо и расширенные от ужаса глаза. Он дрожал всем телом, как будто только что встретился с привидением.

Уродливое громоздкое сооружение, подвешенное к нижним ветвям, жалобно поскрипывало, едва заметно раскачиваясь на ветру. Это была железная клетка, которую сплошь облепили большие черные птицы. При нашем появлении они взмыли в воздух, шумно хлопая крыльями, но далеко не улетели, рассевшись по соседним деревьям. Томас изо всех сил натянул вожжи, лошади всхрапнули и встали, а наша коляска остановилась прямо напротив импровизированной виселицы. Стервятники, не обращая на нас внимания, начали потихоньку возвращаться к прерванному занятию. Толкаясь и переругиваясь на своем птичьем языке, они стремились покрепче зацепиться когтями за прутья и занять местечко поудобнее.