Пираты

— Много лет о нем не было ни слуху ни духу. Никто толком не знает, куда он подевался. Поговаривали, будто ушел на покой, купил себе плантацию и живет-поживает в свое удовольствие. Да и какой ему смысл продолжать корсарствовать, когда награбленного и так на десять жизней хватит? — Он еще раз скрипуче хохотнул, но в его смехе не слышалось веселья. — Бартоломе молодец, сумел сберечь свои денежки, не то что я!

— Ну и с чего ты так разнюнилась? — яростным шепотом выговаривала мне Минерва, когда мы улеглись наконец спать в своих гамаках. — Будто не знаешь, как все они врать горазды. Скучно им, вот и придумывают бог весть что!

Я почти не слушала слов подруги, хотя прекрасно понимала, что она всего лишь хочет ободрить и успокоить меня, развеять мои навязчивые страхи. Мы уже не первый месяц находились в море, и с каждым днем крепла наша уверенность в себе, нашем корабле и капитане. Никто больше не сомневался, что мы способны отбиться от любого равного нам по силам противника. И тем не менее звук судового колокола, отбивающего первые утренние склянки, отдавался у меня в голове тревожным набатным звоном, предупреждающим о близкой опасности.

Мы по-прежнему курсировали между Испаньолой и Кубой в пределах Наветренного пролива и собирали обильную жатву. Каждое захваченное судно безусловно добавляло репутации капитану Бруму и его команде, но существовала и другая сторона медали. Задерживаясь на столь длительный срок в одних и тех же охотничьих угодьях, мы приобретали одновременно слишком уж широкую известность. Слухи на островах распространяются быстро, и пройдет не так много времени, прежде чем новость о появлении в составе экипажа «Избавления» двух молодых женщин дойдет до бразильца. Бартоломе далеко не глуп, сам корсарствовал много лет, и ему не составит труда сделать соответствующие выводы. А напав однажды на след, он не успокоится, пока не настигнет нас.

В ту ночь мне опять приснился все тот же проклятый сон. Со шканцев доносился его смех. Я услышала хлопок паруса над головой и ощутила дуновение посвежевшего ветра. Сам корабль, оставаясь вне поля зрения, представлялся мне сгустком мрака, бесформенной, бесплотной массой, черной тенью скользящей по черным волнам, но я отчетливо видела бурунный след и клочья вырывавшейся из-под форштевня [46] пены. Не могу объяснить, откуда, но я твердо знала, что кто-то уже успел осведомить бразильца и подсказать ему, где нас искать.

Я порывалась все рассказать Бруму и упросить его отправиться на поиски добычи куда-нибудь в другое место, но долго не решалась, будучи уверена, что сходка не поддержит капитана даже в том случае, если тот поддастся моим уговорам. Дела наши между тем неуклонно шли в гору. Мы сменили «Салли-Энн», ставшую слишком тесной для разросшейся команды, на вместительный французский бриг [47], направлявшийся на Мартинику и взятый нами на абордаж. Переименованный в «Удачу», он стал флагманом небольшой эскадры, в которую входили также два десятипушечных шлюпа, сравнительно маленьких, но стремительных и вертких. Трюмы всех наших кораблей были под завязку набиты трофеями.

Минерва тоже не советовала обращаться к Адаму, опасаясь, что он попросту высмеет меня за нелепые подозрения, основанные к тому же на каких-то дурацких снах. Я понимала, что она права, но однажды все-таки набралась смелости и рискнула потревожить капитана, которого нашла в его каюте. Брум сидел за столом, просматривая грузовые декларации, поступившие с остальных кораблей эскадры. Игнациус Пеллинг расположился в кресле чуть поодаль, в углу. Я постучала, вошла и скромно остановилась на пороге, дожидаясь, пока на меня обратят внимание.

— Ром, сахар, патока, пряности, — раздраженно ворчал Адам, водя пальцем по строчкам. — И какой нам здесь от них прок? С тем же успехом мы могли бы возить уголь в Ньюкасл! [48] А дальше еще хлеще. Полотенца, гребни, пуговицы, наперстки, ножницы, сапожные ножи… Черт побери, кто мы? Вольные корсары или коробейники какие-нибудь занюханные?! — Он в ярости швырнул на стол гусиное перо: — Разве за этим я добровольно вступил в Береговое братство и первым поставил свою подпись под нашим уставом?!

— Да ты не кипятись, кэп, — примирительно сказал Пеллинг. — Есть у меня одна мыслишка.

Брум вскинул голову и вопросительно посмотрел на боцмана.