Пираты Карибского моря. Мертвецы не рассказывают сказки

Что и говорить, годы оставили на лице Уилла Тернера свой тяжелый след. Безупречно чистую кожу и тонкие черты лица изуродовали приросшие к щекам и шее морские ракушки. Длинные волосы потускнели, глаза налились вечной тоской. Плечи Уилла сгорбились, а уголки рта, приподнятые раньше вверх в веселой улыбке, грустно и безнадежно опустились. В целом капитан Тернер производил впечатление сломленного и смирившегося со своим поражением человека.

Но Генри не вздрогнул, не ужаснулся и только лишь вновь попытался сократить расстояние между собой и отцом.

– Меня это не тревожит, – сказал он. – Мы теперь вместе, и я останусь с тобой...

Уилл покачал головой. Прозвучавшая и голосе сына надежда разрывала ему сердце. Он вспомнил о том, как сам точно так же страстно хотел быть рядом со своим отцом, когда Прихлоп Билл был членом проклятой команды «Голландца», а Уилл – наивным юношей, верившим в настоящую любовь, счастливые концы и вечную победу добра над злом. Но те дни давным-давно миновали. Теперь он смотрел на своего сына глазами человека, который действительно и полностью уничтожен, раздавлен. И Уиллу хотелось, чтобы жизнь сына не имела ничего общего с его собственной участью, чтобы его сын был свободен в отличие от него самого. Ведь Уиллу свободы не видать еще лет сто, не меньше.

– Тебе нет места на «Голландце», – сказал, наконец, Уилл, пытаясь раз и навсегда прояснить ситуацию. – Уходи домой к своей матери.

– Нет, – не собирался отступать Генри. Слишком долго он ждал этой минуты. Давно продумал все последствия – и хорошие, и плохие.

Остаться с отцом означало конец его жизни, но что за жизнь без отца? И жизнь ли это вообще? А так он постарается найти способ снять наложенное на отца проклятие, и как только это случится, они вместе вернутся на сушу, к матери, и их семья воссоединится.

Из-под прогнившего настила палубы вдруг начали доноситься приглушенные стоны, бормотание, шаркающие шаги.

– Они узнали, что ты здесь, – сказал Уилл, повернувшись к корме и имея в виду свой проклятый экипаж. Затем он схватил сына за воротник его рубашки, подтащил к планширю и добавил, указывая вниз, где у борта «Голландца» покачивалась лодка, на которой приплыл Генри: – Уходи отсюда, пока не поздно.

– Не хочу, – упрямо возразил Генри, пытаясь освободиться. – А если ты выбросишь меня за борт, я тут же полезу назад!

– Ты что, не видишь, что я проклят? – печально спросил Уилл. – Проклят вечно оставаться на этом судне!

– Вот именно поэтому я и оказался здесь! – захлебываясь от волнения, воскликнул Генри. – Мне кажется, я знаю способ снять твое проклятие и освободить тебя от «Голландца»!

Уловив в голосе сына печальные нотки, Уилл почувствовал, что его проклятое сердце готово разорваться от боли.

– Генри, – простонал он. – Нет, Генри, нет.

Но мальчик ничего не желал слышать.

– Я читал о сокровище, которое обладает властью над всеми морями. Это Трезубец Посейдона! Он сможет снять с тебя проклятие! – Генри лихорадочно сунул руку в карман и вытащил оттуда промокший рисунок, снятый им со стены своей комнаты. На лице мальчика было написано отчаяние.

Уилл на мгновение позволил себе забыться и крепко прижал к себе сына, но в следующую секунду уже снова оттолкнул его от себя и сказал, глядя прямо в глаза Генри:

– Послушай, сынок, Трезубец не найти никому и никогда! Это невозможно... Трезубец Посейдона – это просто выдумка.

– Ага, выдумка. Такая же, как легенды о тебе самом или о капитане Джеке Воробье, – выпалил в ответ Генри, вспомнив плакат с надписью «Разыскивается!», висевший па стене его комнаты. На плакате был изображен пират с подведенными углем глазами на глумливо усмехающемся лице. Сколько лет Генри засыпал, глядя на это лицо! Он знал все истории про капитана Джека Воробья – одного из самых знаменитых пиратов, когда-либо бороздивших просторы Карибского моря. – Он поможет мне найти трезубец! – упрямо добавил Генри.

– Ты должен держаться подальше от Джека, – серьезным тоном сказал Уилл, тряхнув головой. – Оставь море. Навсегда оставь. И прекрати вести себя как... как...

– Как пират? – закончил за него Генри, подбочениваясь. – Не прекращу я себя вести как пират. И не забывай о том, что ты мой отец.

Уилл вздохнул, и этот звук неожиданно громко прозвучал в мертвой тишине, окутавшей проклятое судно. Время истекало – и для отца, и для сына. «Голландец» не мог дольше оставаться на поверхности.

– Генри, – сказал Уилл, пытаясь достучаться до своего сына. – Прости, но мое проклятие никогда нельзя будет снять. Такова моя судьба, – он осторожно снял висевший у него на шее амулет и вложил его в ладонь Генри. – Ты должен идти. Но я всегда буду жить в твоем сердце, а ты в моем. Я люблю тебя, сынок.