Пираты, корсары, флибустьеры

– Решать будет правительство, – сухо ответил Жан Лафит.

Луи д’Ори успел потерять свой авторитет. Холодно принятый республиканским правительством, он двинулся в океан на своем паруснике, окрещенном им в свое время из патриотических чувств «Мексиканским конгрессом».

Утверждать, что мексиканский конгресс республиканцев сделал ставку на Жана Лафита, было бы неверно. Революционеры, конечно, не подозревали, что имеют дело с тайным испанским агентом 13–2; им просто не нравилось слишком независимое поведение Жана Лафита. Однако приходилось признать: это был, как сейчас говорят, «пробивной человек». Что ни день новые флибустьеры прибывали в лагерь Кампече; к концу 1817 года там жило уже около сотни людей. Испанские власти засыпали правительство Соединенных Штатов жалобами на галвестонских пиратов, сеявших ужас в Мексиканском заливе.

Мексиканские республиканцы могли убедиться: Жан Лафит знал свое дело. Они даже выдали ему поручительство действовать официально от имени «независимой Мексики». Что касается гаванского губернатора, то, по его мнению, агент 13–2 слишком уж тянул с началом выполнения ответственного поручения. Кампече процветал. Жан Лафит построил для себя комфортабельный домик, выкрасив его в красный цвет – память о кузне, оставшейся в Новом Орлеане. При входе в бухту вырос небольшой каменный форт, окруженный складами и домами. Все стройматериалы и всю провизию, включая питьевую воду, доставляли из Нового Орлеана. Снабжение обеспечивали бесперебойно курсирующие суда.

Флибустьеры выписали в Галвестон своих жен и подружек. Добыча от нападений на испанские купеческие суда делилась строго поровну – за этим Жан Лафит следил особо. Его авторитет был столь же непререкаем, как в Баратарии. В частности, он распорядился, чтобы холостяки и женатые жили в разных частях острова, предупредив, что первый, кто обеспокоит замужнюю женщину, будет повешен. «Он насаждал мораль веревкой и пистолетом», – напишет о нем один современник.

Можно предположить, что эти меры были продиктованы не только высокими соображениями, но и необходимостью. Так, флибустьерские нравы привели к серьезному конфликту с индейцами. Как мы помним, индейцы высаживались регулярно на острове Галвестон для охоты на оленей. Прельстившись индейскими женами, пираты похитили нескольких скво. В ответ индейцы убили четырех корсаров, а вскоре Лафиту доложили, что, сосредоточившись возле болот, триста индейцев собираются напасть на Кампече. Лафиту пришлось выступить против них с отрядом в двести человек при двух орудиях. Бессильные противостоять орудийному и ружейному огню, индейцы покинули остров, оставив около трех десятков убитых. Но семена ненависти грозили дать новые всходы.

Среди галвестонцев поселились старые корсары из числа ветеранов Баратарии, в их числе Джани Огненная Борода, Венсан Гамби и дядя Лафитов, Рене Белюш. Братья Лафит поддерживали контакт с Белюшем и после того, как он начал новую карьеру, поразительную даже для флибустьера.

Белюш получил жалованную грамоту от великого освободителя Латинской Америки Симона Боли́вара и сражался с испанцами повсюду, где встречал их. Его бриг крейсировал вдоль побережья под флагом «Объединенных колоний», то есть Венесуэлы и Новой Гранады. Виртуозность действий капитана Белюша вызывала восхищение во всех портах Нового Света. Нередко американские корабли просто дежурили у дельты Миссисипи, ожидая, когда он появится там со своими призами.

В 1819 году его бриг участвовал в походе Боливара на Гаити. Поскольку адмирал, командовавший флотом вторжения, заболел, Белюш принял командование и блестяще справился с операцией. Боливар часто прибегал к его услугам и называл его «отважный Белюш».

В эти годы Жан Лафит, интенсивно занимаясь делами флибустьерской колонии, часто выходил с братом Пьером в море, перехватывал испанские купеческие суда и вступал в бой с испанскими боевыми кораблями охранения. Его престиж морехода и политика был необыкновенно высок как среди друзей, так и среди врагов. Гаванскому губернатору он сообщал, что действует «по плану».

Между рейдами он наведывался в Новый Орлеан. Американизация Луизианы – янки все в большем числе прибывали с Севера в богатую южную провинцию – заставляла новоорлеанских французов держаться теснее. Они всегда находили понимание у Лафитов, когда речь шла об оптовой покупке партий контрабандного товара. Клиенты приезжали за ним в Галвестон, но вскоре для удобства коммерции Лафиты открыли факторию в Доналдсонвилле, городке в двухстах милях от Галвестона, на берегу бокового ответвления Миссисипи. Там же, в Доналдсонвилле, братья встречались со своими адвокатами, все еще продолжавшими судебную тяжбу о возвращении конфискованного в Баратарии имущества.

В Вашингтоне чиновники Министерства иностранных дел и юстиции пытались найти выход из парадоксального положения, приносившего Лафитам огромную выгоду.