Пираты, корсары, флибустьеры

Это был умелый командир и храбрый боец, без колебаний бросавшийся в гущу абордажной схватки, опытный капитан, не страшившийся штормового моря, и прозорливый тактик, умеющий предугадывать ходы противника. И эти таланты, как мы увидим, он проявит не только в занятии пиратством.

Выбранный босом, он тотчас же снабдил всех капитанов Баратарии жалованными грамотами от антииспанских властей Картахены, тем самым легализовав сообщество. Лафит намеревался превратить пиратский промысел в крупномасштабное предприятие. Несколько недель спустя после того, как он взял в свои руки бразды правления, посредникам в Новом Орлеане было объявлено, что пираты больше не намерены тайком доставлять им товары. Если маклеры хотят продолжать вести дело, пусть изволят отныне являться сами на пиратский оптовый рынок.

Спустившись по рукаву Баратарии, пройдя большое и малое озера, новоорлеанские дельцы добирались до острова со странным пирамидальным холмом, который мы мельком заметили по дороге. Холм носил наименование Храмового: на вершине его выступали из растительности несколько сложенных камней, указывающих на то, что здесь некогда находилось святилище индейцев. Теперь на холме было святилище богу наживы – обширные склады, куда поступала добыча с судов, возвращавшихся из удачных пиратских рейдов. Здесь устраивались торги, на которых с аукциона шли партии награбленного товара; отдельные сделки маклеры заключали лично с Жаном Лафитом, главой баратарийского треста. Результаты новшества были весьма впечатляющими: за год прибыли пиратов удвоились.

Братья Лафит по-прежнему владели личной флотилией, составленной из лучших кораблей и экипажей. В нее входили: «Мизер» и «Дорада» под командованием Жана Лафита (он продолжал выходить в море); «Пти Милан» капитана Гамби по прозвищу Гамбино; «Шпион» капитана Рене Белюша, дяди Лафитов; «Сенси Джек» капитана Пьера Сикара и «Виктори» капитана Франсуа Сапиа.

Свой авторитет боса Жан Лафит утвердил с самого начала. Первым и единственным инакомыслящим оказался капитан Гамбино, свирепый итальянец, почему-то возмутившийся по поводу терминологии:

– Зачем это нам зваться корсарами? Я был пират и им останусь. Пусть все знают!

Один из подпевал Гамбино тут же подхватил реплику и стал громогласно бахвалиться, что он не признаёт никакого боса. Как гласит легенда, Жан Лафит на глазах у всех заколол его кинжалом в назидание будущим выскочкам. Убийство это осталось недоказанным, но о нем упоминают в своих заключениях несколько судейских лиц, позже проводивших расследование деятельности Лафита, в том числе судья Уокер. Мне лично этот поступок кажется вполне вероятным при тех обстоятельствах. Любой главарь банды, допускающий, чтобы его публично поносили, недолго удержит власть.

Жан Лафит проводил несколько дней в Баратарии, после чего возвращался в Новый Орлеан, появлялся в «Кафе беженцев», приглашал на ужин полезных людей, которым был полезен и сам. Благодаря кузнецу они делали хорошие деньги и, пользуясь своим влиянием, улаживали отношения с таможней и полицией в случае каких-то осложнений. Жан Лафит прекрасно знал пути к сердцу чиновников, делающие их более понятливыми и готовыми к «сотрудничеству». Новая американская администрация не составляла в этом смысле исключения. И не только в ту эпоху.

Сказать, что Жан Лафит вел двойную жизнь, было бы неверно. У него была тройная, если не четверная жизнь. Он появлялся не только в городе и в Баратарии. В сезон, когда спадала жара, в деревнях выше по течению Миссисипи устраивали танцы; частенько к вечеру там раздавался радостный возглас: «Жан Лафит приехал!» Он прибывал на маленьком паруснике в сопровождении нескольких молодцов, улыбающийся, веселый, щедрый, угощая направо и налево, и проходил круг-другой в танце с местной красавицей, чье сердце чуть не выпрыгивало из груди от счастья. Такой праздник запоминался надолго. Босу льстила популярность. Пользуясь случаем, он успевал шепнуть сельским парням, что морской промысел куда веселее и прибыльнее полевой работы.

Я говорил уже, что тридцатилетний герой, умевший скрыть от посторонних глаз свою вторую, третью и четвертую жизнь, был вдов. Городские дамы усиленно присматривали для него подходящую партию, но джентльмен-корсар с милой улыбкой пока отвергал попытки сватовства.

В описании событий нам еще часто будет встречаться название Баратария. Ряд американских историков утверждают, что это слово означало раньше «обман». Я склонен полагать, что оно восходит к старинному французскому термину из морского права, бывшему синониму пиратства. Баратария фигурирует на французских картах начиная с 1732 года, но есть основания предположить, что морские разбойники гнездились в дельте Миссисипи и раньше. Тем не менее, возможно, американцы и правы, поскольку слово этого корня, помеченное XIII веком, зарегистрировано французскими словарями в значении «обман». Сойдемся на том, что никакого положительного оттенка этот термин не несет.