Пираты-призраки

Но я не послушался — мне очень хотелось все ему объяснить.

— К-конечно, сэр, но я… я видел…

— Живо к штурвалу, Джессоп, черт бы тебя побрал! — рявкнул второй помощник.

Я тупо кивнул и отправился выполнять приказание, решив рассказать все второму, когда он тоже поднимется на ют, но на верхней ступеньке трапа остановился. Нет, ни за что на свете я не остался бы здесь один хотя бы несколько минут! Это было выше моих сил.

Тут снизу донесся голос капитана:

— Что опять стряслось, мистер Тьюлипсон? — спросил он второго помощника, но тот ответил на сразу, а повернулся к матросам, которые, по-видимому, все еще стояли поблизости.

— Все свободны, — сказал он несколько более резко, чем обычно.

Я услышал, как вахтенные потянулись в кубрик, переговариваясь на ходу. И только когда они отошли на достаточное расстояние, второй помощник ответил на вопрос капитана.

— Это Джессоп, сэр… Кажется, он опять что-то увидел. Я не хотел говорить об этом, пока вахта была здесь — не стоит лишний раз пугать людей.

— Согласен, — проворчал капитан.

После этого они оба стали подниматься по трапу, а я, осмелев, преодолел последние пару ступенек и встал у светового люка.

— А почему здесь нет фонарей? — внезапно спросил капитан.

— Я подумал, они тут не нужны, — ответил второй помощник и добавил что-то насчет экономии керосина.

— Повесьте, — решительно сказал капитан.

— Хорошо, сэр, — ответил второй помощник и, кликнув вахтенного на рынде, велел принести из кладовой два фонаря.

Поднявшись по трапу на ют, оба двинулись к корме и увидели меня.

— Почему ты не за штурвалом? — строго спросил Старик.

К этому времени я немного успокоился и собрался с мыслями.

— Я не пойду туда, сэр, пока не принесут фонари.

Капитан гневно топнул ногой. Он уже собирался обругать меня — быть может, даже арестовать, но второй помощник торопливо выступил вперед:

— Послушай, Джессоп, так не годится! — воскликнул он, укоризненно качая головой. — Давай-ка за штурвал. И без возражений!

— Погодите, мистер Тьюлипсон. Мне как раз хотелось бы выслушать его возражения, — неожиданно сказал капитан и повернулся ко мне. — Ну, что там у тебя, Джессоп? Почему ты отказываешься занять свой пост?

— Я кое-что видел, — объяснил я. — Страшная тень… или тварь… не знаю, как сказать. Когда я обернулся, она как раз лезла через гакаборт, и…

— Ах вот оно что! — Капитан прервал меня быстрым движением руки и добавил, изрядно удивив меня: — Тебе бы лучше присесть, Джессоп. Тебя всего трясет.

Я с размаху опустился на решетку светового люка. Меня действительно трясло — нактоузный фонарь так и плясал у меня в руках, и по юту метались тени.

— Ну а теперь, — сказал Старик, — расскажи нам, что ты видел.

Пока я рассказывал им о твари, вахтенный принес два фонаря и повесил на ворсты с левого и правого борта.

— Повесь еще один фонарь под бизань-гик, — приказал капитан. — И побыстрее поворачивайся.

— Есть, сэр! — откликнулся матрос и умчался.

— Ну вот, — сказал капитан, когда его приказание было исполнено. — Теперь, я думаю, тебе будет не страшно вернуться к штурвалу. Ют хорошо освещен, к тому же я или второй помощник постоянно будем находиться здесь.

Я поднялся.

— Благодарю вас, сэр, — сказал я и отправился к рулю.

Повесив фонарь в нактоуз, я крепко взялся за рукоятки штурвала. Мне действительно стало немного спокойнее, и все же я то и дело оглядывался; настоящее же облегчение испытал, когда несколько минут спустя пробили четыре склянки и меня сменили.

Остальные матросы из нашей вахты давно сидели в кубрике на носу, но я не пошел туда: не хотел, чтобы меня расспрашивали, почему я так спешил, что свалился с трапа. Вместо этого я набил трубку и, закурив, стал прохаживаться вдоль палубы, благо на вантах каждой из мачт висело теперь по два фонаря, да еще по одному фонарю стояло на запасных стеньгах, укрепленных слева и справа под фальшбортом. Света, таким образом, хватало, однако вскоре после того, как пробили пять склянок, мне вдруг показалось, будто над планширом позади тросовых талрепов фока на мгновение появилось призрачное лицо. Я тут же сорвал с ворста один из фонарей и направил в ту сторону, однако там ничего не было. И все же я был уверен, что не ошибся и что влажно блестящие глаза мне не почудились. Они глубоко врезались в мое сознание, и каждый раз, когда я думал о них, у меня делалось муторно на душе и от страха начинало сосать под ложечкой. Именно тогда я впервые понял, насколько бессердечны и жестоки эти твари, а понять это мне помог тяжелый, холодный взгляд промелькнувших в темноте глаз.

До конца вахты я еще раз видел кошмарное лицо, но оно исчезло за бортом еще до того, как я потянулся за фонарем. Потом пробили восемь склянок, и мои мучения закончились — во всяком случае, так я тогда думал.

Исполинский корабль

Нас снова вызвали на палубу примерно в четверть четвертого утра. Матрос, который пришел за нами, сообщил весьма странные новости.