Пираты Венеры

Но я не сдавался. Я обратил внимание Дануса на то, что если их теория верна, то граница между Траболом и Страболом (умеренной и экваториальной зоной) должна быть много короче, чем линия, отделяющая Трабол от Карбола, полярной области, как это и было показано на карте, — однако съемки местности должны были показать совсем обратное. Это подтвердит правильность моей теории. Доказать это будет совсем легко, если проводились топографические съемки, а я по отметкам на карте заключил, что они проводились.

Данус признал, что съемки действительно выявили очевидное противоречие, на которое я указал, но простодушно объяснил его чисто амторианской теорией относительности расстояния, которую тут же мне изложил.

— Градус составляет одну тысячную окружности круга, — начал он. (Это амторианский градус. У тамошних ученых не было подсказки со стороны солнца, как у вавилонян, выбравших число «триста шестьдесят» для разделения круга в качестве достаточного приближения к зодиакальному движению нашего светила — градус в день). — И независимо от длины окружности, она составляет ровно тысячу градусов. Окружность, отделяющая Страбол от Трабола, таким образом неизбежно равна тысяче градусов. Ты признаешь, что это так?

— Конечно, — ответил я.

— Прекрасно! Далее, признаешь ли ты, что окружность, которая отделяет Трабол от Карбола, составляет в точности тысячу градусов?

Я кивнул в знак согласия.

— Вещи, равные некой одной вещи, равны между собой, верно? Таким образом, внутренняя и внешняя границы Трабола имеют одинаковую длину, и это верно благодаря правильности теории относительности расстояния. Градус — это наша единица линейных мер. Было бы странным говорить, что чем дальше мы удаляемся от центра Амтор, тем длиннее становится единица длины. Это только кажется, что она становится длиннее. По отношению к окружности круга она остается в точности такой же, невзирая на расстояние от центра Амтор.

Я схватился за голову.

— Я знаю, — признал он, — на карте кажется, что она меняется; но она должна быть неизменной. Потому что иначе длина концентрических кругов, проведенных на поверхности Амтор, очевидно, должна была бы быть тем больше, чем ближе мы бы подходили к ее центру, и тем меньше, чем ближе к периметру — а это так нелепо, что не стоит об этом и говорить.

Это кажущееся противоречие причиняло древним массу неудобств, пока три тысячи лет назад великий ученый Клуфар не разработал теорию относительности расстояния и не продемонстрировал, что реальные и видимые меры расстояния могут быть согласованы путем умножения на квадратный корень из минус единицы.

Я понял, что споры бесполезны, и замолчал. Ни на Земле, ни на Венере нет смысла спорить с человеком, который способен умножить что угодно на квадратный корень из минус единицы!

5. Девушка в саду

Через некоторое время я узнал, что нахожусь в доме джонга Минтепа, правителя этой страны, именуемой Вепайя. Слово «джонг», которое я вначале счел его именем, оказалось титулом. По-амториански это означает «король». Я узнал также, что Дюран был из дома Зар. Олсар и Камлот были сыновьями Дюрана. Одна из встреченных мною там женщин, Заро, была связана с Дюраном, другая, Альзо — с Олсаром. У Камлота не было подруги. Я использую слово «связаны» отчасти потому, что это хороший перевод амторианского слова, означающего союз, а отчасти потому, что никакое другое слово не подходит для описания отношений между этими мужчинами и женщинами.

Они не состояли в браке, поскольку институт брака здесь неизвестен. Нельзя сказать, что женщины принадлежали мужчинам, поскольку они никоим образом не были служанками или рабынями, а также не были куплены или завоеваны. Они вступили в союз добровольно и были вольны уйти, когда захотят. Мужчины также были вправе покинуть свою подругу в любое время и уйти в поисках другого союза. Но, как я узнал впоследствии, эти союзы почти никогда не распадаются, а измена здесь встречается столь же редко, сколь часто — на Земле.

Каждый день я занимался гимнастикой и упражнялся в амторианском языке на широкой веранде, идущей вокруг дерева, и проходящей прямо под окнами моих апартаментов. По крайней мере, я предполагал, что она окружает дерево, хотя и не знал этого наверняка. Часть веранды, отведенная мне, была длиной в сотню футов, — пятнадцатая часть окружности гигантского дерева. С каждой стороны этого небольшого участка была ограда.

На соседнем справа участке веранды располагалось что-то вроде сада: множество цветов и заросли кустарника, растущие на почве, которую, должно быть, принесли наверх с отдаленной поверхности планеты. Черт побери, планеты, на которой я провел столько времени и на которую еще ногу не ставил, даже не видел!