Пираты Венеры

К концу второго дня стало совершенно очевидно, что мы вырвались из объятий Земли. Не могу сказать, что я был в восторге от этого открытия. Мой план посетить Марс был разрушен. Я был бы рад вернуться на Землю. Если я мог успешно совершить посадку на Марсе, то я, разумеется, смог бы успешно совершить посадку и на Земле. Но была еще одна причина, по которой я был бы рад вернуться на Землю, причина, которая вырисовывалась впереди, огромная и ужасная — Солнце. Мы направлялись прямо на Солнце. Если бы мы попали в капкан его могучей силы, ничто не смогло бы повлиять на нашу судьбу; мы были бы обречены. Три месяца я должен буду ждать неотвратимого конца, а затем исчезну в этом раскаленном горниле. Горнило — это не вполне адекватное слово для описания жара Солнца, который предполагается от тридцати до шестидесяти миллионов градусов в центре (факт, который вообще-то не должен меня волновать, поскольку я не предполагаю добраться до центра).

Томительно тянулись дни — или, вернее, длинные ночи; не было других дней, кроме тех, что я отмечал, когда проходило соответствующее количество часов. Я много читал. Я не делал записей в журнале. Зачем писать то, чему все равно предназначено упасть на Солнце и сгореть? Я экспериментировал в галерее, пытаясь научиться хорошо готовить. Я много ел, это помогало скоротать время, и я испытывал удовольствие от трапез.

На тринадцатый день, когда я исследовал космос прямо по курсу, я увидел великолепный мерцающий полумесяц далеко впереди и справа. Однако, должен признаться, меня не интересовали никакие зрелища.

Через шестьдесят дней я буду легким протуберанцем в солнечной хромосфере. Но гораздо раньше возрастающая жара уничтожит меня. Конец приближался стремительно.

3. К Венере

Переживания, которые я тогда испытывал, должно быть, серьезно повлияли на мою психику. И хотя переживания нельзя ни взвесить, ни измерить, нет сомнений в том, что под их воздействием я серьезно изменился. Тридцать дней я, одинокий, стремился сквозь космос к полному уничтожению, к небывалому концу, который, возможно, не оставит атомам, из которых состоит мое тело, ни одного электрона. Самое ужасное, что все это я переживал в полном одиночестве. В результате мои чувства притупились — несомненно, об этом мудро позаботилась природа.

Я не был особенно взволнован, даже когда осознал, что огромный прекрасный полумесяц, который вырисовывается по правому борту торпеды — это Венера. Я должен был подойти к Венере ближе, чем какое-либо человеческое существо с начала времен — ну и что же?! Это не имело значения. Даже если б я должен был увидеть самого Господа Бога, это не имело бы никакого значения. Мне стало очевидно, что ценность созерцаемого нами определяется только размерами нашей предполагаемой аудитории. Все, что я могу увидеть, ничего не стоит: ведь у меня нет и никогда не будет слушателей.

Тем не менее (скорее для того, чтобы убить время), я стал проводить приблизительные вычисления. Они показали, что я нахожусь на расстоянии около восьмисот шестидесяти тысяч миль от орбиты Венеры и пересеку ее примерно через двадцать четыре часа. Но я не мог точно расчитать расстояние до самой планеты. Она казалась очень близкой.

Когда я говорю «близкой», я подразумеваю относительное понятие. Земля была на расстоянии двадцати пяти миллионов миль, Солнце — около шестидесяти восьми миллионов, поэтому объект столь значительных размеров, как Венера, на расстоянии одного — двух миллионов миль казался близким.

Поскольку Венера движется по орбите со скоростью почти двадцати двух миль в секунду, или более одного миллиона шестиста тысяч миль за земной день, было очевидно, что она пересечет мой путь в пределах следующих двадцати четырех часов.

Мне пришло в голову, что на таком незначительном расстоянии притяжение Венеры может изменить курс торпеды и спасти меня от Солнца. Но я знал, что это напрасная надежда. Несомненно, торпеда немного отклонится от курса, но Солнце не отдаст свою добычу так же легко, как Луна. При этой мысли ко мне вернулась апатия, и я потерял интерес к Венере.

Выбрав книгу, я прилег на кровать почитать. Кабина была ярко освещена. Я расходовал электроэнергию так расточительно, словно был подключен к электростанции Ниагарского водопада. У меня были средства для генерации электричества еще в течение одиннадцати месяцев, но через несколько недель оно мне не понадобится, так к чему экономить?

Несколько часов я читал, но поскольку чтение в постели всегда действует на меня усыпляюще, в конце концов я задремал. Проснувшись, я несколько минут лежал, отдыхая. Я мог стремиться к смерти со скоростью тридцати шести тысяч миль в час, — вместе с кораблем — но сам я при этом не торопился. Я вспомнил, какое чудное зрелище представляла собой Венера при последнем наблюдении, и решил еще раз взглянуть на нее. Вяло потянувшись, я встал и подошел к одному из иллюминаторов правого борта.