Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

Пот остывает на моей разгоряченной шее, едва не превращаясь в ледяную корку, пар от дыхания не согревает губы. Я бежала сломя голову, не оборачиваясь и не разбирая дороги, и теперь стою неизвестно где, согнувшись пополам от боли, ножом пронзающей левый бок. Взгляд падает на ноги, и я вижу, что на щиколотке отпечатался ясный бурый след пятерни. Рука Клары! Ее окровавленный рот, смятое о камни лицо Марыси…

Спазм настигает меня, не дав даже разогнуться, и я едва успеваю ухватиться за что‑то, чтобы не упасть. Рот горит от желчи, меня бьет крупная дрожь.

Они погибли, погибли!! Их изломали отчаяние, высота и… я?

Ведь я пожелала им никогда не расставаться – и они будут вместе навсегда. Какой ужас. Нет, это совпадение, это глупость, суеверие!

Но, постойте, что же было раньше? Я ведь и раньше загадывала желания, которые сбывались самым извращенным образом. В ночь после драки я стояла на коленях перед черной дверью и просила, чтобы Дана перестала нас мучить.

Когда Юлия пришла ко мне поговорить, я велела ей убираться.

Что же это? Неужели все, что я отрицала, – правда? Желания, жертвы, Зверь в лесу, забравший Касину жизнь. Неужели они реальны? Я ведь была там, я проливала кровь на угли, я пела и каталась по траве, я произносила слова и чувствовала в теле такую легкость, будто могу с визгом умчаться в ночное небо. Я ведь немного верила в это все… Самую малость.

Нет, нет! Этого не может быть. Всему должно быть объяснение. Я могу чего‑то не понимать, не помнить… Как тогда, когда чья‑то кровь забрызгала мне всю комнату, как когда я смотрела на Дану, прыгающую с ветви бука.

Все мои одноклассницы мертвы. Я осталась одна, последняя. Почему?! Или, верней, за что?

Царица небесная, дети твои…

Облака несутся по сумрачному небу, будто колесница черного бога. Быть буре.

Я безумна – это единственный вывод. Провалы в памяти. Кошмары и видения наяву. Доктор говорил о симптомах редкого расстройства. Так что же мне делать?

Собравшись с силами, разгибаю спину. Ветер набирает силу и завывает, наталкиваясь то на стену леса, то на камни особняка. Но не слышно голосов людей, а значит, девочек еще не нашли. Но осталось недолго: малявка Сара знает, что мы собирались встретиться на улице. Как только нас недосчитаются, она расскажет наставницам, и они обнаружат тела.

А меня? Что станет со мной? Следователь захочет, чтобы меня осудили и посадили в тюрьму. Доктор скажет, что у меня непорядок с головой, и будет настаивать, чтобы меня отправили в сумасшедший дом и заперли там до скончания дней. Найдется ли хоть один человек, который защитит меня? Я даже не знаю, достойна ли защиты.

Осталось недолго, и моя судьба решится. Если им удастся связать меня со смертями девочек, я пропала. Мне нужно вернуться в особняк, сделать вид, что мы так и не встретились. Я не толкала их в спины, только пожелала счастья. Я не виновна, а потому должна защитить себя и свое будущее сама.

Оглядевшись, я понимаю, что стою, вцепившись в щербатую стену капеллы. Место, с которого мне так нравилось наблюдать за пансионом и лесом. Место, где я встречалась со Штефаном и где оплакивала Касю. Вокруг крапивные остовы – мертвые и почти неопасные. Я зачерпнула влажной глинистой земли и густо замазала кровавое пятно на чулке. Вдруг кто‑то встретится на моем пути? Я должна быть осторожной.

Семеню в сторону особняка, избегая светлых пятен, которые отбрасывают на голую землю горящие окна. Пригнувшись, миную окна столовой, где младшие девочки протирают столы и скамейки. Меня могли бы увидеть из полуподвальных окон, но я не думаю, что в них кто‑то смотрит.

Наконец я под окнами спален. На стволе старого клена мне знакомы каждый выступ, изгиб, рубец. Воздух загустевает, как ледяные сливки, и легкая морось мгновенно покрывает шершавую кору и мою кожу.

Я быстро взбираюсь на развилку и по толстой ветке, выдержавшей до этого немало спусков и подъемов, подбираюсь к собственному окну. Тонкие сучья со страшным скрежетом царапают стекло, пока я засовываю руку по локоть в приоткрытую форточку и открываю створки. Широкий подоконник, письменный стол. Я на месте. Неужели так просто?

Несмотря на то что я уже в безопасности и довольно далеко от места преступления, тревога меня не отпускает. Сотни назойливых «если» атакуют мой мозг, как рой ос. Не могу сидеть ни минуты, не могу успокоиться.

Клара еще была в сознании. Что, если она выжила? Я должна была позвать доктора! Трусиха, предательница. Но потом в моей голове возникает картинка – кровавый пузырь, лопающийся на губах синеглазой художницы, – и желудок снова подскакивает к горлу. Нет, я ничего уже не могла сделать. Только бежать.

Яростно тру глаза, на них закипают слезы отчаяния и злости.

Как они оказались на башне с громоотводом? Туда никогда не было хода. Но башня так близко к Комнате, что…

Они побывали внутри. Оттуда поднялись в башню, обнялись и спрыгнули. Или что‑то, что ожидало их в комнате все эти годы, то, что исполняло наши мелкие эгоистичные желания, заставило их это сделать. Не могут добровольно умереть те, у кого были мечты и планы на жизнь.