Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

Еще вчера, когда другая выпускница выловила меня возле столовой и попросила отнести Магдалене записку, я не могла и представить, что все может кончиться вот так.

Я отправилась в библиотеку, потому что знала – она наверняка там. Магда вообще много занималась, и ее ставили в пример всем девочкам пансиона.

Магда взяла записку, покивала, задала мне пару вопросов и даже дала новое поручение – она попросила отнести ее конспекты и учебник по истории в дортуар. Я была просто счастлива!

Я донесла бумаги до ее комнаты и даже зашла уже внутрь, как меня вдруг одолело любопытство: что может быть в конспектах выпускницы, особенно отличницы? Ну и на почерк хотелось посмотреть.

Тогда я заглянула в ее записи, а там… Даже не знаю, как это описать. Это как когда малыш лет трех изображает, будто пишет. На целых десяти листах плотной чистовой бумаги были не конспекты – там были детские каракули, совсем бессмысленные. Меня бросило в холод, и я зачем‑то побежала вниз. Мне в ту секунду казалось, что я должна догнать Магду и сказать, что с ее конспектами что‑то стряслось.

Я застала ее внизу, у полки с калошами. Она застегивала пальто и казалась совершенно нормальной. Но, когда я ее окликнула, она подняла на меня глаза, и я не смогла выдавить больше ни слова. Что за страшные глаза! Сплошь черные, будто зрачок выпил весь цвет, и матовые, неживые.

Я поняла – не стоит ни о чем спрашивать. Я убежала.

Старшеклассницы не вернулись к первому звонку, и все начали их искать. Потом кто‑то шепнул мне, что двух девочек нашли на улице. Мертвых, в крови.

Если бы я окликнула Магду… Если бы я хоть кого‑то предупредила, что ей нехорошо… Тогда выходит, что во всем виновата я?..

Не могу поверить, что все это натворила она. Магда – очень добрая. Если бы она мне не помогала, я и не знаю, что бы со мной стало. Весь этот ужас просто не умещается у меня в голове.

Пока ее вели к машине, Магда вырывалась и кричала, упиралась босыми ногами в каменные ступени и закатывала глаза. До меня доносились ужасные ругательства и проклятия, которыми она оглашала небо. Кажется, меня сильно трясло.

Но чьи‑то мягкие теплые руки легли мне на уши и приглушили эту адскую какофонию.

Я вздрогнула, обернулась и сразу почувствовала себя немного лучше. Пани Новак, которую все называют Душечкой, улыбалась мне грустно и нежно, почти как мама.