Сушкин не удержался и пропел ещё раз:
И задохнулся оттого, что отчаянно колотилось сердце.
В зале захлопали. Сильнее, сильнее. Все, конечно же, думали, что это был специально подготовленный номер. Только девушка-распорядитель смотрела с удивлением, но и она, кажется, была довольна.
Сушкин запоздало обмирал. Катя сняла пальцы с его плеча и легонько надавила ими на его затылок: поклонись мол. Сушкин деревянно нагнул голову. Скорее бы со сцены! Он… и она…
Песня всё ещё звучала в нем…
Однако бывают же случаи, которые все комкают и ставят вверх тормашками!
Преступление Дона и Бамбало
В аплодисменты ворвался другой шум — уличный гвалт! В распахнутых окнах видно было, как мимо клуба пронеслась пёстрая ватага. И впереди всех мчался на своих великанских ногах двухголовый страус. За ним явно гнались…
Первым среагировал капитан Поль. Он совершенно по-мальчишечьи сиганул через низкий подоконник и пустился за бегущими.
Сушкину — что делать? Друзей не бросают в беде. Никогда. Если даже рядом девочка Катя… Он быстро сказал ей «я сейчас» и кинулся за капитаном.
Догнать бегущего страуса — дело непростое. И никто не догнал бы, но Донби мешало одно обстоятельство. Сразу в двух клювах он держал сетку-авоську, в ней лежало что-то светло-коричневое и круглое. Тяжёлое. Донби по Торговому переулку выскочил к реке, там тянулся пляж с деревянными грибками и киосками. За Донби мчались мальчишки, девчонки и взрослые. Многие кричали и улюлюкали. Позади всех скачками двигался толстый полицейский и дул в свисток.
Дядюшка Поль и Сушкин разглядели эту картину издалека. Натренированный во всяких приключениях капитан сообразил, что бежать надо наперерез.
— Том, за мной.
Скоро они оказались на пути у Донби и тех, кто за ним гнался.
Увидев друзей, Донби обежал их со спины и встал позади капитана. Авоська с круглым грузом закачалась над головой Поликарпа Поликарповича.
Полицейский чин дунул в свисток ещё раз и остановился, колышась круглым животом с форменным поясом. Толпа обступила капитана, Сушкина, Донби и представителя правопорядка. Все тяжело дышали и молчали. Капитан Поль поморщился и спросил:
— В чем дело… э-э… — он пригляделся, — господин младший лейтенант?
Тот сунул свисток в нагрудный карман, взял под козырёк и с выдохом сообщил:
— Налицо рыночная кража. Совершена этим вот… существом… — он подбородком указал на несчастного страуса.
Капитан поморщился опять:
— Бред какой-то… Что украло существо?
— Похитило с прилавка страусиное яйцо…
— Господи, откуда на здешнем рынке страусиные яйца? — изумился капитан. — Так не бывает!
— Бывает, гражданин, — возразил младший лейтенант казённым голосом. — Здешний бизнесмен господин Подколодный завёл в этом регионе страусиную ферму и успешно реализует продукцию.
Стоящие вокруг зрители зашумели, что так оно и есть.
— Вот видите! — обрадовался полицейский. — Граждане подтверждают… Яйца лежат на прилавке в сетках, очень удобно для транспортировки, а этот… похититель ухватил авоську клювом… клювами… и кинулся бежать… вместо того, чтобы расплатиться…
Голова Бамбало освободила клюв от авоськи и сообщила скандально-обиженным тоном:
— Он врёт! Я хотел расплатиться! Я… мы… предлагали перо из моего хвоста. Экзотический дорогой предмет, украшение для шляпы. А никто не стал слушать. Сразу свистеть и хватать…
В дальнейшем выяснилось, почему у жителей Калачей так охладело отношение к Донби. Команда при его участии бездарно продула матч с командой «Футтенбобль». Жираф Гога ходил гоголем. А калачёвские болельщики освистали Донби и перестали его уважать. Какой-то невоспитанный мальчишка даже сочинил песенку:
Эти глупые строчки повторяли бездельники, которые увязались за Донби, когда тот в расстроенных чувствах пошёл бродить про Калачам. Он гордо держал обе головы и делал вид, что на дураков не обращает внимания. Скоро он забрёл на городской рынок. Ну, а что было дальше, мы знаем.
— В некоторых странах Африки перья страусов ценят, как валюту, — поддержал Бамбало капитан.
— Бизнесмену Подколодному нужны наличные, а не перья, — возразил младший лейтенант.
— Да! Куда он их вставит? — спросил ехидный голос. Судя по всему, Подколодного здесь не очень любили.
— Именно туда, — возразил другой, тоже ехидный.