Пирожок по акции (СИ)

Аура скорби черным облаком расползалась далеко за пределы погоста. Лозинский чувствовал, как светлой, возносящейся ввысь иглой, ее насквозь пробивает единственный островок надежды — маленький храм Праведного Лазаря. А еще, несколько раз сосредоточенно моргнув, он почти сразу увидел то, что искал. То, что не подлежало отпеванию в храме. Рабочие часы некрополя давно истекли, въезд был закрыт, но на такой случай имелся секретный лайфхак — тут же со всех сторон дачные поселки! Кому надо, тот проедет. Профессор и проехал, украсив «Йети» свежей порцией песочно-грязевых нашлепок. Хоть не застрял — благо, подморозило.

— Зачем мы здесь?.. — нарушила молчание Ману, и Лозинский кожей ощутил, как она напряглась.

Видимо, у каждого свое чутье — у кого на события, у кого — на неприятные разговоры. Лозинский остановил машину, выключил фары, но двигатель глушить не стал (предстоит померзнуть снаружи, так потом надо вернуться в теплый салон!), набрал в грудь больше воздуху и заговорил. Спокойно, взвешивая каждое слово, убедительно — так ему казалось.

— Я мало что знаю о религиозных представлениях майя, Маняша. Собирался почитать в Интернете, да некогда. Но кое-какие понятия у меня имеются. А теперь есть и соображения. Хитрить не стану, выложу все. Недавно ты говорила о Шибальбе — это преисподняя под землей, в девять уровней, на последнем из которых, в Доме Мрака, обитают верховные божества демонического характера. Это поистине страшное место, место страха и боли. Богиня Иш-Таб покровительствует благородной смерти, самоубийству. Не зря ее изображали с веревкой на шее — она провожала тех, кто покончил с собой таким способом, в мир вечного покоя. В этом подобии рая мертвых ждала награда за перенесенные страдания… Веревка самоубийцы — как мост между мирами, между жизнью и смертью. Но это, как мне кажется, далеко не все. Я сейчас буду кидаться терминами, притормози, если заговорюсь…

В черных глазах вспыхнула ярость. Профессор подобрался, пристальным взглядом ощупывая лицо собеседницы, щелкнул кнопкой блокировки дверей и преувеличенно-спокойно продолжил:

— Как и у местных северных народов, у майя есть верования в существование у человека нескольких душ. Их принято обозначать квази-материальными понятиями: дыхание… тень…кровь…кость… Но очень мало изучена та часть представлений, что касается дополнительных параллельных сущностей. В такую сущность вполне можно перевоплотиться, следуя обрядам черной магии. Ради этого ты готова на жертву? То ли защитник, то ли тварь угрожающего характера, от которой не будет спасения никому — стоит только грамотно пустить тень в ход… При жизни — компаньон, покидающий тело в образе зверя — смутный аналог улум ис ханты и манси, только куда страшнее… а после смерти кто? Демон? Сущность может даже стать разрушительной стихией природы — такой, как молния?

Прим. авт.: подробнее о том, какую роль сыграла «улум ис» в профессиональной деятельности Лозинского как сотрудника ОМВО — в романе «Нулевой портал». Это самостоятельная история.

В салоне машины словно бы сгустился мрак. Ответ тяжелым, как камень, гладким и обтекаемым словом, сорвался с губ, подчеркнутых темно-бордовой помадой. Красивых, безупречных губ, которые минувшей ночью шептали молитву — и вряд ли первым в ней фигурировал мертвый младший брат, так и не получивший имени. Нынешней ночью, второго ноября, Ману непременно упомянет в молитве Dia de los Difuntos безвременно ушедшую мать. Но, наверное, уже после того, чья смерть до сих пор не погасила в ее душе огонь мести.

— Wayob.

Прим. авт.: этим словом юкатанские майя обозначают нагваля, человека, способного во время сна превращаться в животных (ягуар, лиса — считались ах уаай шибальба, «порождениями подземного мира»), но способного стать и призраком странного вида, «существом с крыльями из соломенных циновок».

— Хочешь стать им после той самой благородной смерти — с помощью сеньоры Торнеро, которая расплатится твоей душой с хозяином всех, кто заигрывается с тьмой? Пройти испытания в Домах уровней Шибальбы — от Дома Холода до Дома Обсидиановых ножей? Ради мести?..

Скрины статей мексиканских газет от две тысячи десятого года, присланные Еленой, кричали о крупнейшем сбое и даже крахе программы защиты свидетелей. Семья бывшего гангстера, ставшего преуспевающим бизнесменом и пошедшего на сделку с правосудием в две тысячи седьмом году — по делу одного из крупнейших наркокартелей, — оказалась в центре внимания прессы после чудовищного происшествия. Дочь того самого бывшего гангстера, которая дала во время судебного процесса решающие показания, упекшие боссов картеля за решетку, всего-навсего спускалась в лифте одного из торговых центров Мехико вместе со своим мужем и двухмесячным сыном. Уже три года она носила другое имя, а один год из них — и фамилию мужа, совершенно не подозревавшего, на ком женился он, учитель иностранных языков в одной из лучших частных школ города.