Пиршество у графини Котлубай

«Ах, как великолепно вы это выразили! — восторженно прошамкала беззубая маркиза.— Чудесно! Милосердие! Святой Франциск Ассизский! У меня тоже есть свои бедня­ки, малые дети, больные рахитом, я посвятила им всю свою беззубую старость. Мы должны непрестанно помнить о бедных, несчастных...» — «Об узниках и о калеках, у которых нет денег на искусственные конечности»,— добавил барон. «Об истощенных, изнуренных, престарелых учительницах»,— с состраданием в голосе произнесла гра­финя. «О больных парикмахерах со вздутыми венами и о голодных шахтерах, страдающих ишиасом»,— добавил я, растроганный. «Да,— сказала графиня, и глаза у нее заблестели и устремились вдаль,— да! Любовь и Милосердие,

 два цветка — roses de thé [2]

— чайные розы жизни... Но не следует забывать и об обязанностях перед самим собой! — И, подумав с минуту, перефразируя знаменитое изречение князя Юзефа Понятовского, она произнесла: — Бог мне вверил Марию Котлубай, и я верну ее только Ему!

Я священный огонь в себе разожгла,

Чтоб вера в идеалы не умерла!»

"Браво! Несравненно! Какая мысль! Глубокая! Мудрая! Гордая! Бог доверил мне Марию Котлубай, и я верну ее только Ему!» — закричали все, я же позволил себе лишь негромко пробренчать на струне патриотизма (учтя, что речь шла о князе Юзефе):

И помнить всегда — про Белого Орла!

Лакеи внесли огромное блюдо с цветной капустой, политой свежим маслом и дивно подрумяненной,— увы, на основании прежнего опыта можно было предположить, что румянец окажется чахоточным.

Вот каков был уровень бесед у графини — вот как протекало пиршество даже в неблагоприятных кулинар­ных условиях. Я тешу себя надеждой, что мое утвержде­ние, будто самое прекрасное — это Любовь, относится не к самым плоским суждениям, думаю даже, что оно могло бы достойно увенчать не одну философскую поэму. Но тотчас же другой сотрапезник, предлагая цену in plus, бросает афоризм, утверждающий, что Милосердие еще прекраснее, чем Любовь. Превосходно! И справедливо! Действительно, если задуматься глубже, Милосердие щедрее охватывает, надежнее укрывает плащом своим, чем самая возвышенная Любовь. Но и это не предел — гра­финя, наша мудрая амфитрионка, боясь, чтобы мы не растворились бесследно в Любви и Милосердии, напомина­ет о высоких обязанностях перед самим собой — и тогда я, тонко используя конечную рифму на «ла», добавляю лишь «Белого Орла». А формы, манеры, стиль изложения,

благородная и изысканная умеренность пиршества ни в чем не уступают самим мыслям. Нет! — думал я с восхи­щением. Кто не бывал у графини на приемах по пятницам, тот, собственно, не знает, что такое аристократия!

«Отличная капуста»,— вдруг промурлыкал барон, гурман и поэт, и в голосе его звучало приятное разочарование. «Действительно»,— подтвердила графиня, подозрительно глядя в тарелку.

Что касается меня, то я не заметил в капусте ничего необычайного, она мне показалась такой же безвкусной, как и предыдущие блюда.

«Неужели Филипп?..» — спросила графиня, и глаза ее метнули молнию. «Это надо проверить!» — недоверчиво сказала маркиза. «Позвать Филиппа!» — приказала гра­финя. «Нет причин скрывать от вас, дорогой друг»,— сказал барон Апфельбаум и тихо объяснил мне, не без тонкой иронии, в чем дело. Оказывается, в позапрошлую пятницу, не раньше и не позже, графиня случайно застала Филиппа, когда он подкреплял идею поста мясным бульо­ном и мясными приправами! Каков мерзавец! Я не верил своим ушам! Воистину, на такое мог решиться только повар! Ужасней всего то, что строптивый куховар не проявил, похоже, никакого раскаяния и имел наглость выдвинуть в свою защиту странный тезис, будто он «хо­тел, чтобы волки были сыты и овцы целы». Что он под этим подразумевал? (Кажется, раньше он был поваром у еписко­па.) Лишь когда графиня пригрозила ему немедленным увольнением, он поклялся, что больше это не повторится! «Растяпа! — гневно завершил барон свой рассказ.— Ра­стяпа! Позволил поймать себя! Поэтому-то, как видите, многие сегодня и не пришли... гм... и если бы не эта капуста, боюсь, они оказались бы правы».— «Нет,— сказала без­зубая маркиза, деснами жуя капусту,— нет, приправа не мясная... млям, млям... это не мясная приправа, скорее — comment dirais je [4] — просто необычайно живительная, наверно, в ней масса витаминов».— «Что-то пикантное,— заметил барон, изящно накладывая себе вторую порцию.— Что-то изысканно пикантное... млям, млям... но не мясное,— добавил он поспешно,— абсолютно вегетарианское, этакое пикантно-капустное. На мое нёбо можно положиться, графиня, что касается вкуса — я вторая Пифия!»

Но графиня не успокоилась, пока не явился повар — длинный, худой, рыжий тип с косящими глазами — и не поклялся памятью покойной жены, что капуста чиста и непорочна.