Пирсинг

Девушка дотошно помыла супницу, пользуясь только очень горячей водой без мыла, отскребая осадок. Она осмотрела супницу на свет, и, заметив маленькое пятнышко, начинала мыть ее сначала. Закончив наконец с супницей, она возобновила ту же самую процедуру с кастрюлей. Кавасима изучил взглядом комнату и заметил, что здесь не так-то много бумажного и прочего мусора. Никаких недопрочитанных газет или журналов, открытых баночек с чипсами или коробочек с шоколадом, скомканных тряпочек, фруктовых очистков. Косметические принадлежности на столике расставлены в идеальном порядке, как фигуры на шахматной доске, маленькие баночки и бутылочки сгруппированы по размерам и форме. Кушетка и шкафчик для аудиокассет расположены на одинаковом расстоянии с точностью до сантиметра, отметил он, от кофейного столика, разделявшего их. На книжных полках не было ничего постороннего. Стеллажи не были забиты письмами, почтовыми открытками, пузырьками с таблетками, бумажниками, записными книжками, кредитными картами, буклетами и монетками. Вся эта мелочь хранилась за пределами кухни, в стоящих стопкой прозрачных пакетиках из магазина. Самого его посадили за обеденный стол на двоих, его поверхность была вычищена до такого блеска, что Кавасима мог видеть отражение своего лица. Жилье напоминает квартиру из рекламного буклета по продаже недвижимости. Безупречно и безжизненно. Единственное исключение — угол кровати, на котором они сейчас сидели. Одеяло отогнуто, видны помятые простыни, и тени от этих морщин лежат неравномерными, кривыми полосами на блестящем шелке. Как округлые холмы в какой-нибудь неизведанной стране или рубцы, нанесенные яростными ударами, на чьих-то нежных плечах и груди. Кавасима вспомнил удушающую тревогу, которую испытал, сидя рядом с девушкой, и стал озираться, думая: а ведь немалых трудов стоит содержать комнату в такой чистоте.

Кавасима представил себе, как эта девушка часами трудится, убирая каждую пылинку, когда внезапно комнату сотряс удар такой силы, что он вцепился в край обеденного стола. Он испуганно оглянулся, только чтобы убедиться, что ничего не упало и девушка, моющая кастрюлю в раковине, кажется, ничего не заметила. Значит, это не землетрясение, подумал он, потирая глаза и качая головой. Кавасима неподвижно сел, ожидая, что будет дальше, но ничего не случилось. Он просто устал, вот и все.

Его мысли вернулись к записям. Если бы только он мог лечь в постель и перечитать их! Его беспокоило, что он уже забыл многое из того, что записал, может быть, потому что все обернулось таким непредсказуемым образом. Он знал, что исписал семь страниц мелким, убористым почерком, но не помнил, например, что написал в самом начале. Он набросал, вероятно, какой тип проститутки подходит ему или какой отель выберет, но он не был в этом уверен. Его записи — это было что-то вроде потока сознания, без всякого плана и всякой системы. «Если бы только эта девчонка уснула, — думал он. — Я немедленно пересмотрел бы все».

Она закончила уборку, встала посреди кухни и, скрестив руки, уставилась на него. Он заметил, что она бросила взгляд на часы — настенные и наручные. Прошло двадцать пять минут с тех пор, как они доели суп. Глядя на нее, молча пялящуюся на него из кухни, он начал думать о том, как удалось ей вычислить его план. Какую часть его записей она прочитала? Он покинул номер на несколько минут, не больше.

Сколько из его накарябанных как кура лапой строк успела она прочитать за это время? Невозможно понять, о чем вообще идет речь, наскоро прочитав страничку. Так ведь? А она к тому же была не совсем в себе. Но как-то она все вычислила! «Она знает вещи, о которых не знала бы, не прочитай она его заметки, — думал он. — То, что я остановился в другом отеле. То, что я пригласил ее не для садомазохистских игр. Что еще?»

Что-то еще есть, решил он, когда комната снова затряслась. Он снова ухватился за край стола. Девушка по-прежнему стояла, скрестив руки, и смотрела на него. Казалось, она улыбается. Комнату опять тряхануло. И еще раз. Завладевшая им тяжесть увеличилась вдвое, втрое, и теперь ему приходилось лежать, навалившись на стол, только чтобы не упасть на пол. «Что это?» — подумал он, и его охватил ужас при мысли, что он сейчас окажется внутри чего-то темного и огромного. Как будто гигантский полукруглый железный ставень закрывался у него перед глазами. «Если я не выберусь отсюда, — думал он, — я буду здесь замурован». Перед ним возник образ улыбающейся матери в светящемся окне. Или это девчонка-самоубийца? Ее голос отдавался у него в ушах:

«Я говорила тебе! Посмотри на себя — ты заперт в узкую камеру без окон!»

«Прекратите это!» — закричал он и попытался вырваться, но будто превратился в камень.

«Разве я не предупреждала тебя, что ты будешь сидеть целыми днями с ухом, прижатым к стене, слушая голос, который слышишь только ты? Что шея твоя будет все время повернута в одну сторону? Я всегда предрекала, что это случится, когда ты вырастешь! Я говорила тебе, что ты ненормальный!»