Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы

Не все намеки тут ясны, но можно понять, в чем Пушкин упрекает Булгарина: украл шинель; служил России, потом Франции (причем участвовал в походе на Россию), потом опять служил России; занимался сутяжничеством в суде; попал на крючок и вынужден был жениться на публичной женщине; писал пасквили и доносы.

Можно упомянуть и другие произведения с намеками, в которых был выведен Булгарин: водевили П. Каратыгина (Знакомые незнакомцы. СПб., 1830; Авось, или Сцены в книжной лавке // Репертуар русского театра. 1841. Кн. 1) и Ф. Кони (Петербургские квартиры // Пантеон русского и всех европейских театров. 1840. № 10), басни И. Крылова (Кукушка и Петух // Сто русских литераторов. СПб., 1841) и П.А. Вяземского (Хавронья // Отечественные записки. 1845. № 4; подп.: ***), «сцены» В. Одоевского (Утро журналиста // Отечественные записки. 1839. № 12; под псевд. С. Разметкин), рассказы Ф. Дершау «Русский стихотворец» и «Несколько слов о покойном друге моем Шнейдере, журналисте немецкого города Н.» (в его книге «Записки покойного Колечкина» (Або, 1843)), даже «китайскую комедию» О. Сенковского (Фаньсу, или Плутовка горничная // Библиотека для чтения. 1839. Т. 35, ч. 2; под псевд. Джин Дыхуэй).

Негативные сведения о жизни Булгарина находили отражение и в зарубежных публикациях. Так, немецкий литератор Генрих Кениг на основе бесед с русским литератором Н.А. Мельгуновым выпустил в 1837 г. в Германии книгу «Очерки русской литературы», где, наряду с резко отрицательной оценкой творчества Булгарина, содержались и порочащие его сведения: о том, что он принимал участие в походе наполеоновской армии на Москву, выпуская издание од Горация, комментарии заимствовал у польского филолога, а в своих «Воспоминаниях о Испании» использовал публикации французских авторов, и т.п.385 В России же противники Булгарина всячески популяризировали эту книгу. Так, в «Современнике» Плетнева говорилось, что эта книга «не бранная, не лживая, а благонамеренная, беспристрастная, написанная не наобум, а с знанием, может быть, с некоторыми ошибками, но с добросовестностию … весьма любопытно будет видеть, как судят о наших писателях, вне сферы русского журналиста и монополии мнений …»386. В немецких и финских газетах появлялись компрометирующие Булгарина публикации. Статья о Булгарине с информацией о его службе в наполеоновской армии была включена в популярный немецкий справочник387. Позднее А. Герцен в книге «О развитии революционных идей в России», выпущенной в 1851 г. на немецком языке, писал: «Небольшая кучка ренегатов, вроде сиамских близнецов Греча и Булгарина, загладили свое участие в 14 декабря доносами на друзей и устранением фактора, который по их приказанию набирал в типографии Греча революционные прокламации. Они одни господствовали тогда в петербургской журналистике – но в роли полицейских, а не литераторов»388.

Однако широкие читательские круги с эпиграммами на Булгарина и зарубежными публикациями не были знакомы, а намеки в прессе не могли расшифровать. Поэтому преобладал положительный образ Булгарина. Вот, например, мнение провинциального помещика, большого книгочея, иногда печатавшегося в местной прессе: «Булгаринские статьи в “Северной пчеле” читал я с всегдашним удовольствием. Кто и что ни говорит, а толковито, умно, от души пишет Фаддей мой Венедиктович»; «Мой милый, мой добрый, мой умный, деликатный, смышленый, разнообразный, аккуратный, светский, ловкий, деятельный, солидный, благонамеренный, примерный Фаддей Венедиктович Булгарин»389.

Вся эта масса сведений о жизни Булгарина была опубликована в разное время, разбросана по различным источникам и никак не упорядочена. Биографией Булгарина читатель не располагал, был только образ Булгарина в сознании публики, точнее, два образа – один (основывающийся преимущественно на публикациях Булгарина и его знакомых; по сути – самообраз) – у широкой читательской массы, другой – у очень узкого слоя столичных литераторов (условно говоря, пушкинского круга писателей) и близких к ним лиц. Образы эти были прямо противоположны, реально происходившие события и действительно существовавшие черты характера Булгарина получали в них альтернативную интерпретацию.

В дальнейшем при попытке писать биографию Булгарина биографы из массы сведений и их трактовок выбирали те, которые соответствовали избранному ими образу Булгарина390.