Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы

Следует упомянуть еще один канал распространения переводной литературы – газеты. Проза зарубежных писателей отнюдь не являлась их необходимым компонентом – были газеты, которые вообще обходились без художественной литературы, были такие, которые ограничивались только произведениями отечественных авторов. Однако в 1870—1880-е гг. ряд столичных газет время от времени печатал романы и рассказы иностранных писателей (например, в «Новом времени» в 1876—1878 гг. были помещены романы Шпильгагена, Ж. Верна, Золя, Коллинза). Петербургские же низовые газеты «Петербургский листок» и «Петербургская газета», обращенные к простонародной городской аудитории, для которой книги были слишком дороги, из номера в номер печатали авантюрно-приключенческие и уголовные романы, как правило, французских писателей (Ф. Дю Буагобе, К. де Монтепена, А. Бувье, Бело, П. Законне, Ж. Мари, П. Феваля и др.). Всего в 1870—1890-х гг. здесь было опубликовано около сотни подобных романов и повестей. Отметим, что в более патриархальной Москве популярный «Московский листок» до начала ХХ в. не печатал переводную литературу. Однако московские газеты «Новости дня» и «Современные известия» в 1880-е гг. были близки к петербургским низовым изданиям по характеру публикуемых зарубежных произведений.

Здесь уместно остановиться на роли переводных авантюрно-приключенческих и уголовных романов в русской культуре. Основная их читательская среда – городские низы. Народный учитель, выходец из крестьянской среды А.И. Шмелев вспоминал, что, работая мальчиком в сапожной лавке, много читал и романы Понсон дю Террайля были среди тех, чтение которых доставляло «чрезвычайное удовольствие»187. Н.С. Русанов писал про купеческую среду конца 1860-х – начала 1870-х гг.: «…мои сверстники и сверстницы зачитывались уголовными романами Габорио и переживали с замиранием сердца все воплощения “Рокамболя” и “Воскресшего Рокамболя” … [Понсон дю Террайля]»188. М. Горький вспоминал, как читал К. де Монтепена, Понсон дю Террайля, Законнэ, Габорио, Дю Буагобэ в юности189. Но читали этих авторов не только представители социальных низов. Любили их и учащиеся. В годы учебы (1870—1890-е гг.) к ним обращались гимназисты (например, В.Г. Короленко, С.Я. Маршак, К. Бальмонт, Ю.О. Мартов190) и семинаристы191. Н. Рубакин писал, что в конце 1880-х гг. Понсон дю Террайль, Бело, Э. Шаветт, Борн, Э. Сю, Эмар входили (наряду с Полем де Коком, В. Крестовским и Троллопом) в число самых популярных у молодежи авторов192.

Проведенный нами анализ девяти отчетов публичных библиотек за 1896—1897 гг. из различных регионов страны показал, что в конце XIX в. из зарубежных авторов в книговыдаче лидировали Ауэрбах, Борн, Ж. Верн, Э. Вернер, Гюго, А. Доде, Дюма, Золя, Ю. Крашевский, Ф. Купер, Марлит, К. де Монтепен, Мопассан, Т.М. Рид, Г. Самаров, Санд, Сенкевич, Понсон дю Террайль, Шпильгаген, Эмар. В 1891—1892 гг., как показал Н.А. Рубакин, в публичных библиотеках к числу наиболее читаемых принадлежал примерно тот же круг авторов193, что свидетельствует о высокой стабильности читательских предпочтений.

Н.Я. Быховский, который жил в конце 1880-х гг. в провинции и был тогда подростком, вспоминал, что к нему «попадали, главным образом, бульварные романы французских романистов со сногсшибательной уголовной фабулой и всяческими трюками. Это были романы Габорио, Ксавье де Монтепена, Понсон дю Террайля и им подобные. Я читал их буквально запоем. Из горькой юдоли моей действительности они переносили меня в шумный и сказочный Париж, в великолепные дворцы, залитые ярким светом, в роскошные рестораны, полные всяких яств, они раскрывали предо мною жизнь, полную всяческих приключений в многоэтажных домах и дворцах, в фиакрах и на железных дорогах, которые я никогда еще не видел тогда. С замиранием сердца я следил за опасными положениями, в которых оказывались герои этих романов, негодовал на поведение злодеев и восторгался добродетельными героями. Это было так непохоже на мою серенькую горемычную жизнь, что действовало на меня как гашиш и опиумокурение, раскрывающие волшебные картины в отравленном мозгу курильщика. Я забывал при этом о хлебе и тараньке, составлявшим мою главную пищу, о грязном угле …, где я жил …, о постигшей меня неудаче в стремлении учиться …»194.