Писатель без мандата

Вскоре в драматическом театре на Васильевском острове в Санкт-Петербурге режиссер Владимир Словохотов поставил инсценировку «Неба падших» с Олегом Черновым и Еленой Мартыненко в главных ролях. Когда после десятилетней жизни на сцене ради обновления репертуара спектакль сняли, зрители настойчиво потребовали его вернуть, и он был восстановлен. В 2015 году питерцы привозили «Небо падших» на мой авторский фестиваль «Смотрины», проходивший на сцене театра «Модерн», и москвичи хорошо принимали эту работу. Владимир Словохотов, кстати, как-то за рюмкой рассказал мне такую историю. однажды ему позвонили из «Золотой маски» и сообщили, что очень хотят номинировать какой-нибудь спектакль его театра, поставленный по современной пьесе.

– Возьмите «Небо падших». Идет на аншлагах.

– Чудесно! А кто автор?

– Юрий Поляков. Вы должны его знать.

– Зна-а-ем. Это исключено.

– Вы хоть спектакль посмотрите!

– Обойдемся. Поставьте Улицкую – тогда дадим «Золотую маску»! – был ответ.

Любопытная вещь: люди, ныне истерически проклинающие коммунистов за вмешательство в художественный процесс и насилие над творческими личностями, сами, получив власть и полномочия в искусстве, установили ныне такую безапелляционную диктатуру либеральных ценностей и авангардных канонов, что советских чиновников от культуры (а я-то с ними успел хлебнуть лиха) порой вспоминаешь с мечтательной нежностью…

И опять зазвонил телефон. То был не слон, а друг моей комсомольской юности Александр Димаков, которого я слыхом не слыхивал лет двадцать. Оказалось, он теперь работает заместителем по общественным связям в крупной структуре, занимающейся благоустройством московских дворов, каковых в столице не счесть – а следовательно, и прибыль идет немалая. Так вот, владелец этого процветающего предприятия Артем Щеголев решил к 20-летию фирмы сделать подарок себе и своему коллективу.

– Саша, а я-то тут при чем? Капустников не пишу. Обратись к Инину.

– А теперь, Юра, самое интересное. Спроси меня: какой подарок?..

– Какой?

– Он решил экранизировать свою любимую повесть. Спроси меня: какую?

– И какую же?

– «Небо падших».

– Ого!

– О-го-го! Завтра ждем тебя для переговоров.

На следующий день я сидел в богатом офисе на Пятницкой улице, Щеголев задерживался на заседании правительства Москвы, где, видимо, обсуждалась новая конструкция антитравматических качелей для детей или что-то в подобном роде. Мы с Димаковым под хороший коньячок с лимоном вспоминали нашу бурную комсомольскую молодость, перебирали друзей: как говорится, иных уж нет, а те долечиваются. Когда наконец прибыл шеф, я был в том веселом состоянии, когда жизнь кажется беспроигрышной лотереей, где билетики из барабана вместо попугая достает обнаженная женщина твоей мечты. Хозяин юбилейной фирмы оказался молодым еще человеком, лет сорока, обходительным, но явно озабоченным нелегким бизнесом. Вообразите, сколько столоначальников надо умаслить, чтобы получить подряд и право облагораживать наши дворы, которые замусоривались веками. После искренних похвал в адрес «Неба падших» и тоста за мой талант Артем, лишь пригубив коньяк, спросил напрямки:

– Сколько вы хотите за уступку прав?

Размякнув от алкоголя и похвал, я, честное слово, был готов отдать права чуть ли не даром, как в свое время Косте Одегову, в благодарность за любовь к моей прозе. Если думаете, будто русские писатели, даже очень известные, избалованы комплиментами, вы ошибаетесь. У русских вообще не принято хвалить друг друга при жизни, да и после смерти-то не особенно. Я всегда, честное слово, с восхищением и завистью смотрю на пишущих евреев: они сначала осваивают искусство восторгаться друг другом, а потом уже, если получится, овладевают литературными навыками. В общем, будь я трезв или полупьян, то, наверное, так бы и сказал: «Берите, Артем, даром, у меня еще есть!» Но я был пьян совершенно, и мне вдруг захотелось из озорства узнать, проверить, насколько меценат любит мою прозу не в словесном, а денежном эквиваленте. Я вспомнил жмотский гонорар, полученный двумя годами раньше за экранизацию «Апофегея», умножил его на десять, потом еще увеличил в два раза и с трудом сартикулировал сумму, за которую в то время можно было купить достойную двухкомнатную квартиру, не в центре Москвы, конечно. Димаков глянул на меня с уважительным недоумением. Но, как любил выражаться Дюма-отец, ни один мускул не дрогнул на мужественном лице Артема.

– Что ж, я так примерно и рассчитывал. Это укладывается в бюджет. Согласен, но при двух условиях…

– Каких же? – я тонко улыбнулся, готовый услышать, что деньги мне будут выплачиваться в течение ближайших пятидесяти лет акциями ООО «Московский дворик». О-о-о, знаем мы вас, предпринимателей!

– В главных ролях должны сниматься Екатерина Вилкова и Кирилл Плетнев, – отчеканил Щеголев. – Если вы не против…

– Не против! – согласился я, тогда еще смутно представляя себе этих двух отличных актеров.