Писатель и вождь. Переписка Шолохова с И.В. Сталиным. 1931-1950

На бюро Евдокимов снова обрушился на нас, еще раз повторил под гул возмущения, возникший среди присутствовавших на заседании членов бюро и чл[енов] крайкома, что нам никто не давал права называть Чекалина «шеболдаевцем», а Тимченко «рудевцем» (Рудь — б. нач. краевого УНКВД — враг народа), и в заключение сказал: «— т. Люшков в целях внесения ясности в дело Красюкова сообщит бюро, что из себя представляет Красюков».

Люшков встал и заявил: «— Красюков — крупная фигура в к[онтр]-р[еволюционных] делах на Дону. Он белобородовский эмиссар^*, служил связующим звеном между эсерами, троцкистами и донской контр-революцией. Об этом свидетельствуют материалы следствия, показания самого Красюкова».

«— Вот кого вы защищали!» — патетически воскликнул Евдокимов, обращаясь к Луговому, Логачеву, ко мне.

Разыграно все это было, как по нотам.

В связи с этим сейчас мне хочется сказать несколько слов о Люшкове. Все, что говорил на тогдашнем заседании бюро Люшков ни в малейшей мере не соответствует действительности. Никогда Красюков не был членом эсеровской организации, ничего общего не имел, никогда даже в глаза не видел Белобородова, со дня ареста и до освобождения не давал никаких показаний. Люшков говорил безответственно. Либо он был введен в заблуждение работниками своего аппарата, либо сознательно клеветал на Красюкова, в надежде, что задним числом от Красюкова удастся получить показания подтверждающие его виновность.

6 июня Евдокимов т[елеграм]мой вызвал Лугового и Логачева в Ростов. «Просвечиванье» заключалось в том, что, вызвав Лугового и Логачева по очереди в кабинет, Шацкий приказал находившемуся у него работнику НКВД обыскать их, а потом сказал: «— Отправляйтесь в НКВД. Дело ясное…»

11 июня на краевой партконференции Шацкий сказал мне: — «Сидят твои друзья, Шолохов. Показания на них сыпят вовсю! Но по Вешенской это — только начало… Там будут интересные дела. Вешенская еще прогремит на всю страну!» Я ответил ему, что арест Лугового и Логачева ошибка, но вернее всего, — действия врагов. Шацкий, смеясь, спросил: — «Это не в мой ли огород камешек? Слушай, не выйдет! Я проверен. Можешь судить уж по одному тому, что меня брал к себе на ответственную работу Н. И. Ежов, и Евдокимов с огромным трудом выпросил меня у ЦК».

Как я Вам уже говорил при встрече, я неоднократно просил Евдокимова проверить дело Лугового, Логачева, Красюкова. Он отвечал, что поручит проверить Люшкову, после отъезда Люшкова обещал поручить Когану, а потом Дейчу. Попросту он не хотел чтобы это дело разобрали. Проверять пришлось т. Ежову. В связи с этим у меня возникает еще один вопрос: почему т. Ежов сумел буквально в пару дней разобраться и установить абсолютную невиновность Лугового и остальных двух товарищей и почему этого не смогли сделать в Ростове? Мне думается, что не сделали этого потому, что не захотели сделать.

Тем временем по краю начались аресты коммунистов ранее работавших в Вешенской и хорошо относившихся к Луговому. В Морозовском р-не за связь с Луговым был арестован пред. Морозовского РИК’а Лимарев, работавший с Луговым в Вешенском РК заворгом, арестовали Каплеева, работавшего когда-то в Вешенском районе в Заготзерно, и еще раньше арестовали пред. Базковского РИК’а Шевченко, ранее работавшего в Вешенской зам. пред РИК’а.

Новый секретарь Вешенского РК Капустин, которого по словам Шацкого лично Евдокимов выбрал для Вешенской из 15 просмотренных им секретарей РК, развернул при посредстве Чекалина и Тимченко работу по «искоренению коммунистов связанных с Луговым и Логачевым». За четыре м-ца по Вешенскому району было исключено из партии и арестовано под разными предлогами 18 членов партии и 16 комсомольцев.

В конце июля член партии, красный партизан в прошлом, Тютькин И. при встрече, волнуясь, сообщил мне, что его сын Тютькин А. работающий секретарем Вешенского РО НКВД слышал, как Тимченко, допрашивая арестованного казака — участника окружного казачьего хора, созданного врагами народа Касиловым и Лукиным, вынуждал арестованного дать показания на меня, будто бы я уговаривал этого казака совершить покушение на кого-либо из членов правительства при поездке хора в Москву. Я имел неосторожность сообщить об этом возмутительном случае секретарю РК Капустину. Ровно через два дня после моего разговора с Капустиным Тютькин А. был арестован, как враг народа. До сих пор содержится в Миллеровской тюрьме.[9]