Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников

Из-за погоды у меня в понедельник вышла беда: в пятницу я ходил на ученическую квартиру недалеко босиком и слегка расцарапал ногу. В понедельник собрался идти к Сабурову, но так как далеко и я опять боялся расцарапаться, да и было грязно, то я хотел было обуться. Мама не позволила, я сказал, что коли так, то я не пойду, потому что в темноте по грязи неудобно босиком. Маменька очень рассердилась и пребольно высекла меня розгами, после чего я уже не смел упрямиться и пошел босой. Пришел я к Сабурову в плохом настроении, припомнил все его неисправности и наказал его розгами очень крепко, а тетке, у которой он живет, дал две пощечины за потворство, и строго приказал ей сечь его почаще[93].

Между тем история с Сабуровым (совершенно «передоновская»), по-видимому, была отнюдь не единственной в педагогической практике учителя Тетерникова. В частности, 18 февраля 1883 года он подал объяснительную записку на имя инспектора Крестецкого городского училища следующего содержания:

Происшествие 8 января сего года доведено до сведения Господина Директора в преувеличенном виде. Не без всякой к тому причины со стороны Самсонова он подвергся наказанию, так как был в тот день весьма невнимателен, часто смеялся и оглядывался назад, чем не раз вынуждал меня делать ему замечания. Его сюртук был немного надорван мною совершенно случайно и непреднамеренно, вследствие того, что я, взяв его рукою за борты сюртука, слегка дернул его к себе. Я признаю, что рассерженный дурным поведением Самсонова и его упрямым непослушанием в горячности дозволил себе поступок, которого в другое время не совершил бы, действительно я… (обрыв текста. — М.П.)[94].

Жестокие телесные истязания вносили в жизнь Сологуба элемент экстремальности. Переживание острой физической боли и стыда на короткое время высвобождало его из плена серой обыденности и давало ему сознание собственного превосходства над жалким провинциальным бытием, доставлявшим ему не меньше страданий и унижений, чем порки и притеснения со стороны «родителя» (так в семье Тетерниковых дети называли Татьяну Семеновну). В стихотворении «В прошлом горечь есть и сладость…» (22 июля 1882) он признавался:

Пусть и дальше чередою
Розог ад и рай мечты
Беспощадною рукою
Будут, розные, слиты,

Только б сердце не томила
Эта серая тоска
И мечтаний не губила,
Безнадежно-жестока![95]

Стремление лечь под розги, испытать «жестокую радость» (в действительности или в воображении — в данном случае неважно), или наказать беззащитного ученика имело, несомненно, и другую причину:

Пока задумчивый мой гений
Лениво спал или дремал,
Обилием плохих стихотворений
Меня мой рок безбожно наказал.

Писака я уж слишком ярый,
Марать бумагу стал давно,
Но вдохновительною чарой
Владеть порою мудрено.

Потратил времени я много,
И жаль, что некому порой
Мой труд ценить решительно и строго
И сечь меня жестокою лозой.

Чтоб я иль вовсе бросил пенье,
Иль, помня лозовый урок,
Свои незрелые творенья
Одеждой брачною облек.

21 мая 1889[96]