Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников

21 июля 1893 г. Алексей П. Григорьев. Около полудня Оля (О. К. Тетерникова. — М.П.) принесла мне записку:

— Смотри, кто хочет с тобой говорить.

Читаю: «У Федора Кузьмича просит минутного разговора Алексей Григорьев».

Я не сразу понял, кто этот Григорьев. Вдруг догадался.

— Сказать ему, чтоб сюда шел?

Выхожу в переднюю. Григорьев стоит за дверью. Я пригласил его в комнату. Прошмыгал. Лицо опухлое, красное, но мало изменилось. Рваное пальто. Невозможно рваные штаны и обшмыганные опорки или что-то вроде на ногах.

— Простите, что осмелился к Вам явиться.

— Садитесь, — говорю я, — показывая на кресло и приводя в порядок свои заметки.

— Узнали?

— Да, узнал.

— Вы знаете мою историю?

— Да, немного, слышал…

— Ну, да я не хочу самозванствовать. Вот прочтите.

Развертывает из грязной бумаги еще чистый паспорт и дает мне. Вижу: «лишенный особых прав и преимуществ, бывший коллежский секретарь». Неожиданность! Я прочитал внимательно.

— Я знаю, что к вам последнему мог бы обратиться. Но, зная вас за гуманного человека…

Оказывается, что просит на хлеб. Я в затруднении. Взял от меня паспорт, опять завернул.

— Мне бы только успокоиться, копеек 15–17 в день, поесть, ночлег…

Говорю ему: я сам теперь в таком положении, не получаю… Он не дослушал:

— Хоть сколько-нибудь, чего не жалко нищему. Тот же ведь нищий.

Оля пришла.

— Неужели нельзя вам успокоиться? Ведь вы учитель, достали бы место.

— Все это пропало.

— Ну, в духовные.

— В монастырь разве.

— Да ведь вы священника сын.

— Все пропало, вот ваш брат знает…

Оля настаивает. Наконец признается, что сидел 7 месяцев в одиночном заключении. Оля пошла собрать ему белья. Обедать предлагал.

— Вот вы меня посадили, а тут гадость.

Выбросил за окно вшу или блоху. От обеда отказывался, но поел. Противно, почти до тошноты. Во время еды железы около-язычные наливаются. Дал мне пощупать.

— Давно не ел мяса, оттого.

После обеда вышел в комнату, отнес чашку с кофе. Оля шепчет мне: дай хоть 20 копеек.

— Дай монету, у меня все медь.

Она вынула 60 копеек.

— Много?

— Дай, дай уж!

Выношу ему:

— Что касается денег, уж вы извините…

— Вы меня простите.

Просит прошения. Уходит. Уходя:

— Пойду в кабак, не пить, нет, там можно одёжи добыть[162].

Крестецкая история в «Тяжелых снах» не претерпела сколько-нибудь серьезной трансформации (за исключением столь неожиданного «эпилога»); ее действующие лица послужили прототипами героев романа: учитель 3-го класса Григорьев — Молина, Сологуб и Татьяна Семеновна Тетерникова — Шестова и его тетки. Алексея Степановича Мотовилова писатель «слепил» из двух братьев Розенбергов[163]. Прототипом Галактиона Васильевича Крикунова был учитель-инспектор Крестецкого училища Александр Николаевич Бальзаминов (1879–1887) по прозвищу «Сосулька», Баглаева — Юрий Александрович Миллер-Крестцов[164]. Законоучитель Остроумов выведен в образе отца Андрея[165].