Писатель: Назад в СССР 2 (СИ)

' Дверь, ведущая в приемную директора, находилась почему-то в конце коридора, в торцевой стене. Андрею иногда казалось, что за нею ничего нет, кроме промозглой ленинградской погоды, и что стоит лишь шагнуть через порог, как немедленно сверзишься с высоты четвертого этажа, который, с поправкой на причудливость архитектуры институтского здания, вполне можно считать за пятый или даже шестой. Поэтому, входя, он в который раз с опаской посмотрел себе под ноги.

Приемная была тиха и пустынна. Тускло блестели в свете быстро иссякающего осеннего дня стеклянные дверцы книжных шкафов. Злорадно щерился черно-белыми клавишами допотопный ундервуд. Лидочка, видимо, уже ускакала, и расспросить осторожненько о настроении начальства было не у кого. Потоптавшись в нерешительности, и еще раз мысленно перебрав последние свои грехи, Андрей потянул на себя высокую начальственную дверь.

— Вызывали, Анатолий Ефремович?..'

— Товарищ пассажир! — снова произнесла девушка в форме «Аэрофлота».

Я удивленно на нее уставился. Она что, так и стоит у меня над душой, покуда я корябаю на листке или подошла снова?

— Извините, — пробормотал я, все-таки пристегивая ремень.

— И ручку положите, пожалуйста!

Пришлось подчиниться. Я даже откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Тем не менее текст романа плыл у меня под веками. И выглядел он так, словно уже был напечатан. Так ведь и — был. Правда, не в журнале и не в книге — на принтере. Ну да, это же фрагменты того самого романа, который я писал лет двадцать — с начала XXIвека, чтобы потом редактор престижнейшего издательства снисходительно пообещал мне дать ответ через месяц. Да и вообще намекал на то, что я должен выложить текст своего детища в открытый доступ. Хрена вам, обойдетесь! Не через сорок лет и не в Интернете, а сейчас и на бумаге, в обыкновенном советском издательстве напечатаю я свой роман и читатели станут расхватывать его в магазинах и библиотеках, выпрашивать на одну ночь, чтобы прочесть вот эти строки:

"Человек, стоящий у окна обернулся. Это был не Анатолий Ефремович Полторацкий, академик, директор института, в котором Андрей вот уже четвертый год безуспешно старался принести пользу советской науке, — это был Кукловод. Он стоял спиной к окну, поэтому лица его разглядеть было толком нельзя, но Андрею и не нужно его разглядывать. Он и так знал, что оно напоминает необыкновенно оживленную погребальную маску, одну из тех, что слепо таращатся в музейных витринах Эрмитажа.

— Заходите, Андрей, — сказал тот, с обычной своею печально-ласковой интонацией. — Давненько мы с вами не виделись.

— Да уж, — пробормотал Андрей, оставаясь в дверях. — Признаться, я начал думать, что все это мне только приснилось.

— В каком-то смысле, это так и есть… — усмехнулся Кукловод. — Да вы заходите, Андрей, не стойте столбом, разговор у нас будет долгим.

— И вы уверены, что я захочу с вами разговаривать?

— Уверен. Вам же интересно узнать, что будет дальше, не так ли?