Писатель: Назад в СССР (СИ)

Ну во-первых, на везение! А во-вторых, я знал, что здесь имеется длинный подземный переход, отделанный кафелем и соединяющий два здания: старый особняк князя Олсуфьева и постройку пятидесятых годов. В эти времена сюда можно зайти с двух разных улиц, и знающие люди этим вовсю пользуются. Запутанными коридорами бывшего княжеского особняка они пробираются в Дубовый зал ресторана или Нижний буфет и — теряются среди более законопослушных посетителей.

Однако сегодня эти ухищрения мне не потребовались. Сработал первый вариант. Буквально нос к носу я столкнулся в дверях со… своим начальником! И я-таки угадал. Мизин был с неизвестной мне дамой — блондинкой в норке и на каблуках. Увидев нас с Лидой, главный редактор журнала одобрительно покивал головой.

— Станислав Мелентьевич! — обратился я к нему. — Будьте так любезны! Помогите пройти в ресторан!

— Следуйте за мною! — благосклонно скомандовал он.

Тети, дежурившие у входа, безропотно пропустили советского классика и его подружку, а нас с Лидой попытались тормознуть, но Мизин широким жестом показал, мол, эти — со мной, и мы очутились в до боли знакомом мне вестибюле. До боли — в буквальном смысле этого слова. Ведь именно в Центральном Доме Литераторов в XXI веке вашего покорного слугу настигла безвременная кончина. От воспоминания об этом меня бросило в жар. Я даже споткнулся на ровном месте. Спутнице пришлось подхватить меня под руку.

— Что с тобой? — спросила она удивленно.

— Ничего, — пробормотал я. — Просто качнуло, скажем так, взрывной волной судьбы…

— Нет, вы слышали, что он сказал?! — выкрикнул главред, причмокнув, будто отведал вкусного блюда. — Талант! Ей-богу, талант!

И он потащил нас в Нижний зал буфета. Обычно здесь начинали гульбу. Пропускали рюмку-другую, под легкую закуску, а потом поднимались в ресторан, где наедались от души, не забывая выпивать по маленькой, но много. Не знаю, как насчет блондинки, а вот моя спутница явно не представляла, что это за место. Да, в Центральный Дом Литераторов мечтала попасть вся советская столичная элита, но пускали-то далеко не каждого. Это Станислав Мелентьевич нас, можно сказать, продавил своим авторитетом, а так пришлось бы пользоваться контрабандным вариантом номер два.

Церберы-администраторы, в принципе, могли выписать посетителю разовый пропуск, но за хорошую взятку или по паролю: «Я от Иван Ивановича» или «Сидора Сидорыча…». Это срабатывало, да и то не всегда. Говорят, и самого Анастаса Микояна однажды не пустили. Правда, это случилось уже тогда, когда он перестал быть одним из вождей СССР и видным во всех смыслах деятелем, соратником Сталина и Хрущева, но все равно, история показательная. Я в свое время сюда впервые попал, только когда обзавелся заветной красной книжечкой, да и то порой норовили не пустить.

Жаль, не знал я тогда другого способа проникнуть или, как говорится, «протыриться» в писательский дом. А ведь как хотелось посидеть рядом с Евтушенко, Трифоновым или Окуджавой, рассмотреть развешанные на стенах Пестрого зала стишки и шутки завсегдатаев, например — Михаила Аркадьевича Светлова. Говорят, это именно он придумал армянское радио. Правда, сам великий советский поэт, чье имя навеки запечатлено в названии круизного теплохода из фильма «Бриллиантовая рука», отрицал это, приписывая эту славу парикмахеру Центрального Дома Литераторов Маргулису.

А это был не просто безвестный цирюльник. Моисей Маргулис — и в самом деле одна из местных легенд. Во времена моей первой жизни он стриг и брил всех крупнейших и не очень советских литераторов на протяжении целых тридцати лет. И проделывал это виртуозно. Например — точил опасную бритву в непосредственной близости от горла клиента. Правда, при этом развлекал его разговорами. Он был неистощим на еврейские истории из жизни, разные забавные случаи, анекдоты и меткие афоризмы. Байки Маргулиса так нравились писателям и поэтам, что многие из них удивлялись, почему он не пойдет в сатирики? Однако старый мудрый еврей отвечал, что у парикмахера всегда найдется работа, а писательская и артистическая жизнь может повернуться по-разному. И был совершенно прав.

Сам словоохотливый брадобрей тоже становился героем анекдотов — потому что не терялся среди богемы и за словом в карман не лез. Однажды маститый, но прижимистый советский драматург Абрам Арго после стрижки небрежно вынул из кармана двадцать копеек и швырнул на стол, где парикмахер держал свои инструменты. Маргулис удивился такой жадности человека, который получал не только громадные гонорары, а еще и отчисления с каждой постановки — о чём, конечно, известно было не только коллегам. Взяв монету двумя пальцами, словно жабу, он пустился в погоню за литератором. И настиг его в гардеробной, где живому классику помогали надеть шубу, которая стоила как пол-«Запорожца». Положив двугривенный на барьер, Маргулис сказал:

— Возьмите ваши деньги, сударь! Нищих я стригу бесплатно!