Писатели и стукачи. История литературных доносов

Судя по всему, это конфликт замяли. К счастью, времена были уже не те, чтобы наказывать всего лишь за искажение цитаты. Что же касается попытки Есенина отметелить Мандельштама, то в этой истории стоит разобраться.

Кое-что поможет прояснить отрывок из книги Станислава Куняева «Сергей Есенин»:

«К Мандельштаму он относился, как к человеку чуждой литературной группы, и свое превосходство над ним всякий раз спешил продемонстрировать при немногочисленных личных встречах. Он мог, увидев Мандельштама за столиком какого-либо литературного кафе, подойти к нему и со спокойной ухмылкой произнести:

– А вы, Осип Эмильевич, пишете пла-а-а-хие стихи!

В другой раз, проходя мимо, мог издевательски бросить через плечо:

– Вы плохой поэт! Вы плохо владеете формой! У вас глагольные рифмы!

И прежде чем покрасневший от гнева Мандельштам успевал что-либо ответить, Есенин уже исчезал. Он любил подобным образом задирать поэтов, но делал это, поистине "резвяся и играя", не придавая в иных случаях своим репликам серьезного значения. В другой раз мог сказать: "Если судить по большому счету – чьи стихи действительно прекрасны, так это стихи Мандельштама. А то… То было как бы в сшибке поэтических школ…"»

Конечно, дружбой это не назовёшь, но и вражды на самом деле не было, то есть вряд ли у Есенина могла появиться серьёзная причина, что мутузить Мандельштама. Скорее уж разгневанный есенинской насмешкой Осип мог отомстить Сергею.

Но вот ещё один факт, опровергающий клевету Коваленкова на Мандельштама. Прочитав статью Коваленкова в журнале, Надежда Мандельштам писала Анне Ахматовой:

«Отношения были странные, но дружественные. Осмеркину Есенин говорил, что он "этого жида любит"; встретили мы его чуть ли не накануне самоубийства, он звал в трактир, и Ося долго каялся, что не пошел…»

По-видимому, Мандельштам и впрямь не любил ходить по кабакам, ограничиваясь посещением более приличных заведений вроде литературно-артистического кабаре «Бродячая собака». Однако следует признать, что это вовсе не исключает возможности пьяной ссоры. Ни что человеческое не чуждо было молодым поэтам. В автобиографическом очерке «Люди и положения» Борис Пастернак так вспоминал о своих взаимоотношениях с коллегами по перу в годы, предшествовавшие первой мировой войне:

«Хотя с Маяковским мы были на "вы", а с Есениным на "ты", мои встречи с последним были еще реже. Их можно пересчитать по пальцам, и они всегда кончались неистовствами. То, обливаясь слезами, мы клялись друг другу в верности, то завязывали драки до крови, и нас силою разнимали и растаскивали посторонние».

Станислав Куняев в своей книге пишет, что Есенин стихов Пастернака «на дух не выносил». Поэтому разговор на повышенных тонах нередко завершался дракой: «Пикировка закончилась рукопашной схваткой, и драка эта между поэтами была отнюдь не последней, причем Пастернак в подобных ситуациях был далек от «джентльменства», подчас атакуя Есенина в компании трех-четырех человек». О том же вспоминала и дочь главного редактора журнала «Красная новь» Александра Константиновича Воронского:

«Знаю историю о том, как Есенин и Пастернак подрались в кабинете у А. К. в редакции «Красной нови». А. К. бросился их разнимать, что было, вероятно, не очень эффективно, так как роста А. К. был небольшого, ниже среднего».

Рассказ о ещё более странной истории приписывают поэту Всеволоду Рождественскому. Будто бы он видел, как Пастернак и ещё двое, один их которых был Осип Мандельштам, избивали Есенина. Случилось это незадолго до самоубийства поэта. Верится с трудом, однако эта история не противоречит признаниям Бориса Пастернака. Если и впрямь Осип Эмильевич избивал Есенина, то будет вполне логичным допустить, что и Есенин мог хотя бы попытаться ударить Мандельштама – об этом и писал Коваленков в той статье, которая вызвала возмущение вдовы знаменитого поэта.

Что ж, остаётся подвести итог противостоянию Коваленкова и Мандельштама. Отвергнув ничем не обоснованную гипотезу о разумных муравьях, вынужден признать, что в своей статье о Мандельштаме Коваленков оказался недалёк от истины.

Глава 12. Соль в супе

В конце сороковых годов, когда в СССР началась борьба с космополитизмом, в Союзе писателей состоялось «обсуждение литературной деятельности "беспартийного" писателя Ильи Григорьевича Эренбурга». Выступавшие клеймили позором автора романа «Буря», в котором «он похоронил не только основного героя… но лишил жизни всех русских людей – положительных героев». Кое-кто требовал исключения писателя из СП. Особенно яростно и непримиримо выступил Михаил Шолохов:

«Эренбург – еврей! По духу ему чужд русский народ, ему абсолютно безразличны его чаяния и надежды. Он не любит и никогда не любил Россию. Тлетворный, погрязший в блевотине Запад ему ближе. Я считаю, что Эренбурга неоправданно хвалят за публицистику военных лет. Сорняки и лопухи в прямом смысле этого слова не нужны боевой, советской литературе».

В отличие от оппонентов, Эренбург в своём ответном слове был удивительно спокоен: