Традиционность поэтики Фроста и всего его художественного мышления не раз вызывала полемический отклик со стороны критиков и поэтов, тесно связанных с исканиями авангарда. Фроста пытались изобразить поэтом вечных тем, не имеющим никаких точек соприкосновения с современной действительностью. На деле в поэзии Фроста угадываются острозлободневные для XX в. духовные и моральные коллизии. В его книгах нашла глубокое отражение нарастающая отчужденность личности от природы и человеческого сообщества. Этот процесс был осознан Фростом в его реально-историческом содержании. В то же время творчество поэта согрето верой в безмерные духовные возможности рядового человека, в разум и силы народа.
Свою позицию в одном из стихотворений он назвал «любовной размолвкой с бытием». Не сглаживая темных сторон жизни, Фрост никогда не отрицал эту жизнь во имя абстрактного высокого идеала и был чужд настроений бунтарства, присущих почти всему его поэтическому поколению. «Размолвка» не перерастала в серьезный конфликт, Фрост всегда ощущал себя органической частью окружающего мира, разделяя его тревоги и заботы.
Его миром была провинция, люди, живущие на одиноких фермах, глухие уголки, леса, холмы, протоки Новой Англии, навеявшей лирические темы, которые прошли через все творчество Фроста, часто напоминающее пасторальную поэзию XVIII в. Однако в его стихотворениях нет и следа идилличности. Гармония с естественной жизнью доступна лирическому «я» Фроста лишь в редкие часы, когда ему открывается величие и красота природы. И даже тогда неотступным остается ощущение непрочности этой гармонии, предчувствие краха патриархального миропорядка, подточенного и извне — действием социальных законов, и изнутри — моральной апатией, подменяющей веру в высокое этическое предназначение человека. Интонация тревоги звучит в лирике Фроста не менее настойчиво, чем мотив счастливого духовного равновесия, обретенного в чувстве причастности к земле и к народу.
Сложная эмоциональная гамма и философская насыщенность лирики Фроста потребовали особой поэтики, чьи основные принципы раскрыты им в эссе «Движение, совершаемое в стихе» (The Figure A Poem Makes, 1949). Фрост исходил из того, что «возможности обогащения мелодии драматическими тонами смысла, ломающими железные рамки скупого метра, безграничны». Подобное переплетение «тонов смысла» вносило свежую струю в традиционный стих Фроста, выявляя новые возможности в классической строфике и ритмике.
Фрост был поэтом реалистического художественного видения, хотя и называл себя «не реалистом, а синекдохистом», подразумевая свою приверженность к «фигуре речи, показывающей общее через частное». В его поэзии «частным» был мир Новой Англии, запечатленный во множестве своих характерных особенностей, а «общим» — затронувшие и этот мир веяния истории. Локальное под его пером становилось универсальным, традиции медитативной лирики доказывали свою значимость и для выражения духовного опыта XX в., одним из крупнейших поэтов которого явился Фрост. Он был увенчан многочисленными знаками отличия, важнейшим из которых было приглашение прочитать на церемонии инаугурации президента Дж. Ф. Кеннеди (1961) стихотворение «Дар навсегда» (The Gift Outright, 1942). По просьбе Кеннеди он посланником доброй воли посетил Латинскую Америку и СССР (1962), где впоследствии было издано в переводах три сборника его стихотворений (1963, 1968, 1986).
Фрэнк (Frank), Уолдо [Дэвид] (25.VIII.1889, Лонг-Бранч, Нью-Джерси — 9.I.1967, Труро, Массачусетс) — романист, эссеист, культуролог, философ. Выходец из состоятельной семьи, окончил Иейлский университет (1911), образование завершил в Европе. Начав с газетно-журнальной работы, сотрудничал в журнале «Севен артс» (1916–1917), стоявшем на антимилитаристских позициях. Дебютировал романом «Лишний человек» (The Unwelcome Man, 1917), своеобразной пародией на романтического разочарованного героя, каким является его «бунтарь» Квинси Берт. В публицистической книге «Наша Америка» (Our America, 1919), исследуя исторические традиции США, писатель приходил к мысли о пагубном воздействии прагматизма, культа доллара, всех атрибутов «машинного века» (Machine Age) на духовную жизнь страны. Эта проблематика была продолжена и углублена в книге «Новое открытие Америки» (The Re-Discovery of America, 1928), запечатлевшей эпоху «просперити». В ней Фрэнк одним из первых уловил зримые контуры «массового» общества, представлявшегося ему «джунглями» и «хаосом», остроумно каталогизировал господствующие шаблоны, стереотипы и фетиши. Это сделало его публицистику своеобразным комментарием к сатирическим романам С. Льюиса 20-х гг. При этом свои надежды он связывал лишь с нравственной перестройкой общества.