Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии

Этим бейтом Хафиза, передающим состояние поэта в момент сошедшего на него божественного вдохновения, завершается роман, поэтический сказ, призывающий человека — сколь бы ни был ничтожен его нынешний удел («Род Ашура сошел с небес, чтобы в конце концов вываляться в грязи») — не расставаться с мечтой о совершенном и гармоничном мире. Но если в финале «Сынов нашей улицы» брат Арафы Ханаш «обучал всех юношей нашей улицы волшебству, готовя их к заветному дню освобождения», то в «Эпопее харафишей» (как и в «Ночах тысячи и одной ночи») надежда возлагается исключительно на нравственное «самосозидание» правящей личности, к ней и обращено хвалебное и вразумляющее слово автора.

Пропасть между идеалом и действительностью, стремление человека к совершенству и давящее на него бремя земных забот и страстей — универсальная тема литературы. В этом ракурсе история рода Ашура ан-Наги прочитывается как история всего рода человеческого. Махфузу образцом ее послужила легендарная история Египта, а прообразом «целого мира», вселенской метафорой стала улочка старого каирского квартала, улица махфузовского детства. «Что действительно дает мне творческий импульс, — признавался Махфуз, — это мир улочки. Хара — улочка в старинном народном квартале — служит фоном, на котором происходит действие большинства романов и рассказов, как реалистических, так и символических… Это мир, который я знаю и люблю»[82]. Не покидая свою любимую «улочку», отмечая признаки научно-технического прогресса постройкой на ней время от времени нового куттаба или появлением электрического фонаря, Махфуз свободно перемещается во времени, а порой и выходит за его пределы, в не познаваемое разумом.

У исследователя творчества Махфуза Ибрахима Фатхи были основания утверждать, что основы мировоззрения писателя «устойчивы, как горы»[83].

Парадокс Махфуза, художника и мыслителя, в том, что он всегда, в том числе и обращаясь к средневековому наследию арабской литературы, находился в художественном поиске, опережая своими открытиями многих молодых писателей, не останавливаясь ни на одном из этапов и никогда не удовлетворяясь достигнутым результатом. А прокладывая арабскому роману пути его «вливания» в мировой литературный процесс, чутко улавливая «дух времени», сохранял неизменную верность традиции, если понимать под традицией тот комплекс мировоззренческих и общественно-политических идей, который он навсегда усвоил в годы юности.

Уже в начале нового века Махфуз признавался друзьям, что очень хотел бы написать роман. «Но нет никакого сюжета… и не предвидится… Я привык писать романы об обществе. Но общество, на мой взгляд, существенно не изменилось. Возьмем хотя бы коррупцию, изменился только размер взяток, сейчас они измеряются миллионами. Сущность осталась та же — пробиться наверх любой ценой»[84]. Об этом Махфуз писал в своем первом реалистическом романе «Новый Каир».

Махфуз неоднократно повторял, что в искусстве нет свободного выбора, имея в виду общественно-исторические условия, в которых творит художник. В последние годы жизни эти слова приобрели для него буквальный смысл. «Когда зрение и слух у меня ослабли, то словно плотный занавес отгородил меня от мира… А когда человек отрывается от мира, он обращает взгляд внутрь себя, начинает перебирать прошлое. И сон заменяет ему реальность. Я вижу в снах события, которые были и которых не было, вычитанные когда-то в книгах, стихи, сохранившиеся в памяти. Иногда просыпаюсь и хорошо помню то, что видел во сне. Тут же записываю, потому что сны очень хрупкая материя, быстро забываются. Книга „Сны времени выздоровления“ это либо сны, которые я видел, либо обрывки снов, к которым я что-то добавил, либо сны, которые я вообразил»[85]. Так объясняет Махфуз появление своей последней книги, частично продиктованной друзьям.

Сто сорок шесть «снов» — это короткие, то поэтические, то философичные, а то и ироничные тексты, одновременно самостоятельные — каждый со своим особым миром — и встраивающиеся в общий контекст, в окинутый единым взглядом «внутренний мир» их автора. Они могут быть прочитаны и истолкованы множеством различных способов и не укладываются в привычные жанровые рамки, напоминая, одни — суфийскими мотивами и образами — средневековый жанр «манамат» (сновидения), другие — сюрреалистически трансформированные воспоминания, факты биографии писателя. Египетский художник Мухаммед Хогга воплотил махфузовские «Сны…» в 96 картинах маслом разных размеров (до 1 м × 70 см), написанных в манере различных современных нефигуративных школ. Картины были представлены на выставке, состоявшейся в Каире вскоре после кончины Махфуза.

Г. ал-Гитани считает «Сны времени выздоровления» лучшим, квинтэссенцией всего написанного Махфузом: «Эти тексты — поэзия, восходящая до вершин мудрости. Они ассоциируются у меня со стихами Хафиза, Саади и другими подобными проявлениями человеческого гения. Он проникает в них в самую суть человеческого опыта, в суть бытия»[86].