Здорово, милый Алексей!В моей теперешней неволеЯ от тебя не ждал вестейИ потому им рад тем боле(Твой знак вниманья очень мил,Но посланная мне сначалаОткрытка, видимо, пропала,А вот письмо я получил),Благодарю и отвечаю:(Прошу простить за скверный слог)Тобольск, где я теперь скучаю,Довольно жалкий уголок,Пока не очень здесь культурно —Ни одного из МХАТов нет,Но я устроился недурно,Имею комнату и светИ хлеб, и заработок в клубе,И, словом, всё, вплоть до пайка.Хочу пытаться сесть за пьесуДней так, примерно, через пять(Прошу тебя об этом прессуПокуда не оповещать).В весьма тяжелом положеньеЯ был весь этот долгий срок,Но существую тем не меньеИ от отчаянья далек(Хотя, могу заметить к слову,Желать попасть в такой скандалНе стал бы даже Ромашову,И даже Рабичу б не стал).Не добиваясь громкой славы,Я ставлю в клубе всякий вздор.(В тех городах, где нет ЗахавыИ я, как видишь, режиссер.)Дни коротаю одинокоИ с нетерпеньем жду весны,Надеюсь, мне простят до срокаМои «тяжелые» вины.Но все же я в Тобольской ямеЗасел надолго и всерьез.Ты сообщаешь, что с друзьямиРешил отправиться в колхоз.Ну что ж! Нельзя в хорошей драмеБрать матерьял из головы.Я с удовольствием бы с вамиТуда поехал, но — увы!Не быть мне даже и в деревнеВ течении ближайших лет.Прощай. А Лидье АлексевнеСердечный передай приветP.S.В дальнейшем не молчи как рыбаИ обо мне не позабудь.Коли черкнешь когда-нибудь,Скажу большущее спасибо.Твой ВЗМ14 октября 1934
Mon ange!
Только что получил твое письмо. Если бы ты знал, какое наслаждение испытывают изгнанники, получая письмо от московского приятеля, ты писал бы мне еще чаще.
…Всё, написанное тобой, оказалось мне близко и интересно. Я рад, что ты похудел и еще больше рад, что ты с увлечением работаешь. Хотелось бы более подробно узнать о пьесе Зархи. Это, наверно, «Москва — вторая». О чем же это? Что за сюжет? Хорошо ли? О твоей пьесе не спрашиваю — все равно не расскажешь!