А потом мне выдали майку, трусы и обувь, и погнали на зелёное поле, которое было тут же. Играли все мужчины – сам наркобарон, оба Рональдо, Диего и ещё пара-тройка помощников. Ну и я, разумеется. Патриция с Сильвией сидели на трибуне под навесом, пили коктейли и беседовали, а точнее, Патриции пришлось слушать говорливую клушу.
Матч удался, несмотря на то, что я играл в мяч ногами впервые в жизни. Мне понравилось, а все повеселились – неуклюжая игра Якоба Гроота выглядела смешной, и ему дали забавную кличку – она хоть и на испанском языке, но я не осмелюсь записать её здесь из-за чрезмерной задорности. Но она не была обидной, и Якоб не обиделся.
Вечером мы с Патрицией сидели на веранде и пили вкуснейшие латиноамериканские коктейли.
– А мне здесь нравится! – сказал я.
– Якоб, у нас здесь дело – не забывай!
– Да я помню. Но как-то всё… слишком хорошо. Я не испытываю к наркобарону ни ненависти, ни даже неприязни. Наоборот, он мне симпатичен. И дети у него замечательные.
– Тебе не нужно об этом думать. Думай о том, как нам справиться с делом и свалить.
Я покивал, потому что понимал, что Патриция права – личные привязанности, порой, мешают делать добрые дела. Это всё равно, что завести цыплёнка, дать ему имя, выгуливать его как собачонку, вырастить из него милого сердцу фазана, а потом отрубить ему голову и бросить тушку в суп! Не заводите себе цыплёнка, потому что суп рано или поздно всё равно нужно будет сварить, как его ни покрути!
– Если это поможет задушить свои сентименты – у него глупая жена! – сказала Патриция. – Якоб, я не встречала мухера глупее этого! Пока ты в трусах бегал за мячом, я вынуждена была слушать её рассказы о подгузниках и сосках, зелёном дерьме и отвислых сиськах! Она меня достала!
– А ты ищи во всём и что-то хорошее. Зато теперь ты знаешь всё о детях, и можешь смело идти и рожать! – сказал я и притянул Патрицию к себе.
Якобу Грооту почему-то захотелось делать детей. Вероятно, общение с прекрасными детьми Дона Карлоса навеяло на него желание настругать и себе пару-тройку мелких красавцев.
– Рожать? Они все морщинистые и синие уродцы! Я боюсь!
– Не бойся – я с тобой! Морщинистые уродцы, при должном уходе, становятся изящными красавицами и умницами, такими как ты! И потом, я люблю тебя! – сказал Якоб Гроот и ночь, конечно, была посвящена детям.
05
А на следующий день мы начали преподавать детям наркобарона весёлые дисциплины. Детишки оказались смышлёными и жизнерадостными – нам с Патрицией они нравились всё более и более.
Патриция вошла во вкус и перерабатывала – вместо одного урока давала два.
У неё это был первый опыт общения с малышами, и этот опыт доставлял ей удовольствие.
– А знаешь, пожалуй, ты прав! Я про детей! – сказала она мне как-то.
А Якоб Гроот порадовался этим словам Патриции.
Мы ели за одним столом с хозяевами, я играл в мяч с Доном Карлосом и его парнями, а Патриция научилась с интересом выслушивать женские трели супруги наркобарона про детские дела, и играла с Рональдиной в куклы.
Через неделю мы прикипели к этой семье так, что даже позабыли о цели нашего вояжа в Южную Америку.
Память нам вернул один замечательный случай.
Вечером, когда мы пили наш традиционный вечерний коктейль, к Дону Карлосу привели какого-то мужичка в майке и шортиках, но в широкополой шляпе, какие любят носить латинские американцы. Он был невысоким и с бородкой, но до боли невзрачным, и если бы я встретил его на улице, то, наверное, не заметил бы.
– Владимир, ты меня утомил! – сказал Дон Карлос мужичонке.
А тот смотрел на свои босые ноги и молчал.
– Может, скажешь что-нибудь?
Мужичок с завидным упорством продолжал своё молчание.
– Я удивляюсь твоей скромности, Владимир. Ты стесняешься наших гостей? Так ты не стесняйся – им всё равно!
Но Владимир продолжал стесняться.
– А почему Владимир? Это же какое-то славянское имя, – сказал я, чтобы помочь мужичку разговориться.
– Его отец был первым или вторым коммунистом в этой стране. Плохо кончил, но сына назвал в честь вождя мировой красной революции, – сказал Дон Карлос. – Если бы папа знал, кем вырастит его сынок…
– Я не виноват! – буркнул, наконец, скромный бородач.
– Это я уже слышал. В прошлый раз. И в позапрошлый тоже. Ворует у меня, собака!
– Ворует? – спросил я. – Но как?
– Пускает товар налево. Уже на миллион-другой меня нагрел! У-у, морда! – сказал Дон Карлос и поднёс к носу Владимира свой кулак, но в нос-таки не ударил.
Я посочувствовал Дону Карлосу, но не мог поверить, что передо мной стоит бородатый миллионер. Он, скорее, был похожим на парижского клошара из-под того самого моста.
– Кто купил яхту и целую неделю провёл там со шлюхами? – спросил наркобарон бородатого миллионера в дешёвой майке.
– Они не шлюхи!
– Моё терпение лопнуло, Владимир! И сегодня ты ответишь за всё!
Мы с Патрицией подумали, что мужичка скормят живьём каким-нибудь плотоядным обезьянам, или заставят есть бананы до тех пор, пока живот несчастного не откроется, а из его задницы не начнёт вытекать банановый джем – говорили, что такие казни практиковались тогда в Южной Америке.