Читаем Пища богов полностью

Пусть для нас будет совершенно ясно, что сахар абсолютно не нужен для питания человека; до появления промышленного тростникового и свекольного сахара человечество вполне обходилось без рафинированного сахара, являющегося почти чистой сахарозой. Сахар не дает ничего такого, чего нельзя было бы получить из какого-то другого, легкодоступного источника. Это всего лишь легкий стимулятор, и ничего больше. И ради него европейская культура владычества была готова своим сговором с работорговцами изменить идеалам Просвещения. В 1800 году фактически каждая тонна сахара, ввозимого в Англию, производилась трудом рабов. Способность культуры, где правит “эго”, замалчивать такую правду, просто поразительна.

Если кому-то и покажется, что на пристрастие к сахару излито слишком уж много гнева, то это только от того, что пристрастие к нему во многом представляется своего рода смесью всех ошибочных позиций, которые присущи нашему мнению в отношении наркотических средств.

САХАР И СТИЛЬ ВЛАДЫЧЕСТВА

По мере удаления от первоначального рая партнерства, по мере ухода в прошлое связи с растительной и женственной матрицей планетарной жизни все резче проявляется элемент нервозности в культуре, все сильнее ощущается власть “эго”, растет число присущих стилю владычества теорий общественной организации. Рабство, почти неизвестное в период средневековья, когда понятие частной собственности закрепляло право владения за привилегированным меньшинством, возвратилось в полной мере, чтобы восполнить потребность в живой силе в деле трудоемкого производства колониального сахара. Представления Томаса Гоббса о человеческом обществе как о неизбежном подавлении слабых сильными и идея Джереми Бентама об экономике как об основе всех социальных ценностей являются тревожным сигналом того, что ценности, основанные на бережном отношении к земле и взаимодействии с ней в естественной гармонии нашей жизни, были забыты ради ненасытной самозацикленности фаустовской науки. Душа планеты, которую христианский монотеизм свел к размерам человеческого существа, вообще уничтожена наследниками картезианского рационализма.

Тем самым организуется платформа для эволюции человеческого образа, который и вовсе обездушен, брошен на произвол судьбы в мертвой Вселенной, лишенной смысла и нравственного компаса. Органическая природа воспринимается как какая-то сплошная война, смысл становится “контекстным”, а Космос бессмысленным. Этот процесс углубляющегося психоза культуры (одержимости “эго”, деньгами и наркотическим сахарно-алкогольным комплексом) достигает своей кульминации к середине XX века с пугающим утверждением Сартра, что “природа нема”.

Это не природа нема, а современный человек глух – он оглох, потому что не желает слышать голос заботы, гармонии и сотрудничества, то есть голос природы. В своем состоянии отрицания мы вынуждены объявить природу немой – как же иначе избежать необходимости взглянуть в глаза тем страшным преступлениям, которые мы веками совершали против природы и друг против друга? Нацисты заявляли, что евреи не люди и что, таким образом, их массовое истребление не имеет никакого значения. Некоторые промышленники и политики используют сходный обездушивающий аргумент во извинение разрушения планеты, материнской матрицы, необходимой для всей жизни.

Лишь окончательное пристрастие к “эго” и к стилям грубого владычествования могло привести к такой умственной атмосфере масс, в которой подобные заявления могут казаться правдоподобными, я уж не говорю – верными. Сахар имеет прямое отношение к таким вопросам, так как он и кофеиновые наркотики, которые с ним распространяются, укрепляют и поддерживают бездумное устремление индустриальной цивилизации к эффективности. При этом утрачиваются те истинно человеческие качества, которые были присущи Архаичному.

НАРКОТИКИ ИЗЫСКА

В начальных строках своего великолепного стихотворения “Воскресное утро” Уоллес Стивене передает образ лучезарной трансцендентности, а равно и знакомого и обычного достоинства Сезанна.

Довольство пеньюара, и поздний

Кофе и апельсины в золотистом от солнца кресле,

И зеленое приволье какаду

Смешалися на пледе, чтобы рассеять

Святую тишь старинной жертвы.

/ Wallace Stevens, The Collected Poems of Wallace Stevens (New York: Alfred A. Knopf, 1981)/

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука